не вскрывайте. Мы – старообрядцы, у нас не положено по религии.
Толстая баба крикнула:
– Вы следствию наведите! Верке чего вешаться, грех страшный на душу брать? Жила в свое удовольствие – и деньги водились, и любовник захаживал… Разберитесь, а то на девушку всякий посягнуть может.
Дядя-железнодорожник махнул рукой:
– Да не слушайте ее, так мелет разное, язык без костей!
– А вы, сердечные, никак знали покойную? – спросил Соколов, обращаясь к любопытным.
– Как бы не знали, тут не мерзли. Вот переживаем.
– Хорошей была покойница?
Соседи враз затараторили:
– Уж такая славная, лучше не бывает! Всегда первой поздоровкается, расспросит про житье-бытье. Добрая девушка была. И жених ее, Калугин, как бы с горя руки на себя не наложил. Говорит: «Утоплюсь в проруби, потому как любил самозабвенно!» Вы, ваши благородия, вникните.
– Вникнем! – заверил Кошко. – Пройдем, Аполлинарий Николаевич… – И, уже войдя в подъезд – негромко, лишь Соколову: – Мне дядя убитой не нравится, подозрителен…
Жилище швеи состояло из прихожей, кухоньки с изразцовой печью и единственной жилой комнаты в пятнадцать метров. В комнате стояли комод, стол, застланный довольно чистой скатертью, и кровать с металлическими шишечками. Везде царил порядок, все стояло на своих местах.
Девушка, задрав подбородок, висела на толстой бельевой веревке, привязанной к спинке кровати, и вытянув вдоль пола ноги в теплых чунях. На покойной была надета новая юбка, которая аккуратно прикрывала до щиколоток ноги. На бледных щеках отчетливо проступили обильные следы румян, которые столь любят девушки, лишь недавно перебравшиеся из деревни в город.
– Положение тела полувисячее, – отметил доктор Павловский. – Одежда целая, не поврежденная.
– И юбка в таком совершенном порядке, словно девушка боялась показать голые колени или неаккуратность, – отметил Соколов.
– Девицы, прежде чем покончить с собой, нередко думают о том эффекте, который будет производить их труп, – нравоучительным тоном произнес Кошко. – Известно немало случаев, когда девушка, прежде чем покончить с собой, делала изящную прическу, надевала лучшее нижнее белье и верхнее платье.
Соколов возразил:
– Но девушке, испытывающей дикую боль во время повешения, изрядно длящуюся при таком способе повешения, как этот – полувисячий, невозможно сохранить порядок в одежде. И уж во всяком случае, не станет мазаться румянами. Если хочешь хорошо выглядеть, проще не лезть в петлю.
Кошко недовольным тоном бросил:
– Жизнь многообразна, и неразумно различные ее проявления втискивать в жесткие рамки.
Соколов заглянул под стол:
– А вот пустая бутылка «Нежинской рябины».
Тем временем открылась наружная дверь и шаром вкатился румяный с мороза Ирошников,
