раз хотят?
– Да как же… ни с того, ни с сего… Всю жизнь у проруби сидел, сети таскал, а теперь на старости лет начинай командовать. Говорит, значит, председатель, что я не мракобес, не кровопивец – будто Трофим, или Исаак Палыч, или еще кто другой кровопивец… Да никто из нас кровь не пил, просто наша судьба такая – быть бедными. Нет, не согласен я…
– Чего уж там, так и быть – муж в доме, что Бог на небесах, – вздохнув, говорит Варвара.
При этих словах из часов показывается кукушка и возвещает полдень. Семья садится обедать, обед легкий – вчерашняя жареная картошка с окунями. Рыба хорошенько прожарена, как любит Феофан. Окна на улицу сделаны по примеру эстонцев – открывающимися. Одно как раз слегка приоткрыто. Занавеска колышется от ветра, и в комнату проникает возбуждающий дух оттаявшей земли. Вот бы еще кружечку кофе, думает Харитон. Пить кофе вошло у него в привычку, пока был у немцев.
– Матушка, а кофе можно?
Сердится недовольная Варвара, но, когда сын говорит, что сегодня первый день весны и это надо бы отметить, соглашается и она. Кофейной мельницы в доме нет. Харитону велят принести из чулана полпястки кофейных зерен, чтобы растолочь в ступке и обязательно добавить туда сухого цикория, потому как бесценного покупного товара взять больше неоткуда.
– Ишь, черт, – бормочет Харитон. – Понаделал здесь паутины!
И прежде чем кто-нибудь успевает остановить, срывает паутину вместе с пауком и топчет сапогом.
– Что делаешь! – пугается Варвара. – Грех ведь…
Харитон берется за ступку.
– Как же ты так-то, – охает Феофан, – паук в доме хозяин…
– Паук, сынок, сплел паутину перед входом в пещеру, – поддерживает мужа Варвара.
Харитон усмехается:
– В какую такую пещеру?
– А в такую, где младенца Исуса скрывали, когда за ним охотились.
– Да мало ли чего говорят… Ходил я, как было велено, на собрание – там сказали, что живем мы в грязи и во тьме, что мы угнетенный класс, в домах паразиты и грызуны…
– Мы люди чистые, не всё слушай, что говорят, – с укором замечает Варвара.
– Да я и не слушаю… Пусть себе болтают, сучье отребье!
Варвара вздрагивает, осеняет себя крестом. Ну что с этими мужиками поделаешь! Скажешь, что не по нраву, сразу гордыня вылезает так, что не оберешься. Один бригадиром быть не хочет, другой хочет, цепляется к каждому слову, не желает жить тихо, по-христиански. Единственные, кто еще не утерял спокойствия и трезвого ума, это женщины, да и то – надолго ли! По деревне уже ползут слухи, что вот-вот, совсем скоро проснется женская сознательность. Будем сидеть на длинных скамьях с платками на коленях, простоволосые, и слушать, чему учат партийцы. Не бойся Бога! Поди знай, вдруг скоро и мужей слушаться не надо будет, но что тогда получится, куда скатится мир? Ведь мужья-то женам подчиняться не станут, просто в домах
