от многих людей.
Татка влюбилась, как кошка, ходила в мастерскую, как будто именно в этом месте в целой вселенной заключался смысл её существования. Егор поначалу посмеивался над студенточкой в бесформенной одежде. Татка никогда, ни в юности, ни в старости не носила обтягивающие майки и брючки: только рубашки, длинные юбки или широкие штаны из струящихся мягких тканей. Сначала скрывала худобу, а потом сделала такую одежду своим фирменным стилем, который копировали многие подружки.
Разглядел Егор Татку лишь спустя год, когда, наконец-то, удосужился посмотреть её работы. Восхищённый манерой неопытной художницы, увидел её другими глазами, слой за слоем снимая с девушки всю её застенчивость, робость и вылепляя из неё настоящую боевую подругу гения. А Егор был, на самом деле, если и не гением, то талантом, художником с большой буквы, замечательным пейзажистом. А его натюрморты, написанные в стиле фламандской школы – одной из самых известных школ в написание натюрморта, заказывали высокопоставленные партийные работники для своих квартир.
Когда Татка окончательно перебралась к Егору в мастерскую, при которой была небольшая комнатка, в которой и обитал Егор, она стала, как ни странно, меньше рисовать. Всё её свободное время было отдано любимому Егорушке: накормить, проследить, чтоб не напился до поросячьего визга, не курил больше трёх сигарет на голодный желудок, убрать в мастерской после нашествия очередной партии гостей и ходить на цыпочках, пока гений творит.
Татка после окончания училища работала в музыкальной школе, учила детвору рисовать простенькие акварели. А что было делать? Тунеядцев в то время не было, ну или почти не было. Да и постоянных заработков у Егора, как выяснилось, не случалось. Официально он работал дворником, метлой за него махал местный забулдыга за бутылку водки, а Егор рисовал исключительно по вдохновению. Получив гонорар, мог прокутить его за два дня и сесть на шею добровольно подставившей её Татке.
Официально расписались они, когда Татка уже была беременна сыном Макаром. Да и то потому, что Витька, приехавший после армии посмотреть, как живёт сестра, намекнул будущему зятьку, что шутить с Таткой он никому не позволит. Пудовый кулак и широкие плечи Виктора сделали своё дело, и Егор отвёл изрядно пузатую невесту в загс.
– А ты что, совсем не рисуешь? – сидя на неудобном вращающемся стуле за тарелкой наваристого борща, спросил Витька, с тревогой вглядываясь в отёкшее Таткино лицо.
– Ну почему совсем. Иногда пишу картины, времени только мало. Да и тяжело мне сейчас. Вот рожу, тогда и за мольберт можно.
Мечты остались несбыточными. Когда родился Макарушка, слабенький, недоношенный малыш, Татке стало и вовсе не до рисования. Отец из Егора был никакой, помощи ждать не приходилось. Женщина разрывалась между младенцем и мужем с его нескончаемыми компаниями. Денег не хватало катастрофически, и Татка
