не было уже довольно долго. Пришел черед знахаря стоять на страже. Горм и Кнур спрятались за санями от ветра. Кривой развел маленький костерок, перед которым он сидел на корточках, держа лошадиную ногу над почти бездымным пламенем, и время от времени откусывая и с чавканьем жуя куски, которые по его мнению достаточно разморозились. Хан вполглаза наблюдал за действиями Кривого, свернувшись в клубок у ног Горма.
После весьма продолжительного молчания, Кнур сказал:
– То дерево… Ты слышал когда-нибудь про такое?
Горм покачал головой:
– По преданию, Один повесился на дереве мудрости, чтобы узнать тайну рун, и висел на нем девять дней. Для верности еще копьем себя проткнул.
Знаю, висел я
в ветвях на ветру
девять долгих ночей,
пронзенный копьем,
посвященный Одину,
в жертву себе же,
на дереве том,
чьи корни сокрыты
в недрах неведомых.[47]
Поэтому до Гибели Богов, жертвы Одину приносились раз в девять лет, и их вешали на деревьях. Но кого нелегкая понесет приносить жертвы мертвому богу с перегрызенным горлом?
Кнур задумался.
– Кто станет приносить мертвые жертвы мертвому богу? А вот поди мертвые как раз встанут, и станут? Может, Йормунрек из них набрал дружину, и теперь они мстят живым?
Горм вспомнил движущиеся в струях течения тела на дне реки, и представил себе вереницу поднимающихся по реке полузатонувших драккаров, с гребцами без голов, или с морскими водорослями, обмотавшимися вокруг ржавых шлемов на обнаженных разложением черепах, и с зелеными огнями в глазницах.
Хан развернулся, потянулся, не по-собачьи выгнув дугой спину, встал, поднял морду и, раздувая ноздри большого черного носа, понюхал ветер. К счастью, причиной этого оказался не флот мстительных мертвецов, а лось с Найденой в седле, вышедший из леса. Дева спрыгнула на снег и перекинула ремни через голову животного. Хоть ее глаза и не горели зеленым, но лицо было ненамного розовее снега, а выражение – веселее в домовину кладут. Горму вдруг примерещилось лицо матери, с глазами, которые, казалось, вот-вот откроются, и губами, застывшими в полуулыбке, и движущаяся по нему тень от тяжелой резной крышки колоды в руках Хёрдакнута. Сын ярла бросился гнать морок, ретиво и безуспешно.
– Плохие вести? – догадался Кнур.
«Всевед воевода,» – благодарно отвлекся Горм.
– Осада? – спросил Круто, стоявший, опираясь на булаву.
– Нет осады. Город… город пал.
Глава 15
Зверинский замок, добротно сработанный из камня и дуба, с крутыми скатами крыш, крытыми резной осиновой чешуей, стоял на невысоком холме, называвшемся Преславовой горой. Сам Зверин распростерся под холмом – срубы в два-три яруса и улицы из утоптанной земли,
Старшая Эдда, Речи Высокого. Пер. А. Корсуна.
