принять мое предложение? – пытливо глядя на нее, осведомился он.
– Я не могу сейчас открыть вам этого. Но, поверьте мне: тому есть веские причины.
– Мне всегда казалось, что для настоящей любви не существует препятствий, – печально произнес викарий. – Неужели я ошибался?
Шарлотта смотрела на него с величайшей нежностью. Впервые в своей жизни ощутила она свою хрупкую беспомощность, не понимая, как ей следует поступить при данных обстоятельствах. «Он страдает… – лихорадочно вещал ей ее воспаленный мозг. – Страдает неизмеримо глубоко. Но что бы значили эти его страдания в сравнении с теми, что предстояло бы ему испытать, если бы я дала свое согласие на брак с ним! Ведь мой союз с Артуром усилил бы наши чувства, а значит, и ускорил бы губительное действие рокового проклятия Лонгсборна. А если со мной случится самое страшное сразу же после замужества, мой дорогой Артур этого не вынесет!» Так утверждал разум Шарлотты Бронте, но сердце ее отчаянно возражало: «Но разве единый миг блаженного счастья рядом с любимым человеком не будет оценен столь высоко, что сама Смерть покажется нам обоим лишь малою платой за доставленную друг другу великую радость Любви?»
– Вы молчите? – снова обратился к ней Артур Белл Николлс. – Отвечайте же!
– Я должна подумать, – с необычайной серьезностью промолвила Шарлотта. – В любом случае, я не могу выйти замуж против воли отца.
– Здесь вы правы, – согласился викарий. – Что ж, поговорите с вашим почтенным батюшкой. Я знаю, что это против правил, – поспешил добавить он, поймав недоуменный взгляд Шарлотты, – но сам я не осмелюсь обратиться к нему с подобной просьбой. Прошу вас, поймите меня! – Мистер Николлс отчаянно взглянул на дочь своего патрона и добавил: – Я буду ждать и надеяться! Знайте одно: что бы ни случилось, сердце мое навсегда останется с вами, дорогая Шарлотта!
– А мое – с вами, милый Артур! – ответила пасторская дочь.
Они долго и нежно смотрели друг на друга, а потом горячо обнялись. Сколько неизбывной боли и глубочайшего отчаяния, сколько невыразимой подавленной страсти было в этом прощальном объятии!
Когда за мистером Николлсом закрылась дверь, Шарлотта бессильно опустилась на кровать и дала волю слезам.
***
– Разрешите, отец?
Шарлотта стояла у двери кабинета достопочтенного Патрика Бронте, призвав в помощь все свое мужество.
– А… – вяло, словно сквозь дрему, протянул пастор. – Это ты, детка? Заходи.
Шарлотта вошла в кабинет и огляделась.
Патрик Бронте задумчиво сидел за столом и, слегка склонив голову, попыхивал сигарой.
– Вы курите, отец? – удивилась Шарлотта. – Вот уж никогда бы не подумала, что вы позволяете себе подобные излишества! Это наносит вашему здоровью непоправимый вред.
– Раньше не позволял. Но теперь… Теперь меня одолела такая страшная тоска, что, кажется, я сошел бы с ума, коли бы отказал себе в этом единственном утешении.
Шарлотта
