«Чтоб я еще когда с Васей Привокзальным связался!!! Втравил в историю, гад!» Смутная надежда, что он проснется дома в своей уютной постели, не оправдалась. Бред продолжался. Он висел на цепях, прикованный к стене в подземных казематах. Это была самая натуральная средневековая пыточная, освещенная только светом факелов. В углу камеры около жаровни что-то мурлыкал себе под нос, раздувая мехи, здоровенный, голый по пояс бородатый и лысый детина в черной маске.
– Надо же! Хрестоматийный палач, – хмыкнул Виталий.
– Почему хрестоматийный? – обиделся детина. – Я наш, исконно русский. – Решив, что жаровня набрала достаточную температуру, палач бросил качать мехи и начал засовывать в малиновые угли с мерцающими над ними синими огоньками пламени пыточные инструменты. – Так, тут порядок, скоро дозреют. Давненько я по профессии не работал, давненько… – Палач смахнул с лысины пот и приступил к настройке дыбы. – Слышь, малец, ты это… праздник мне не порть. Сразу не сознавайся. Покричи сначала чё-нибудь по-иноземному. Сатрапы там али еще чего ругательное скажи.
– Зачем? – Виталий хоть и пришел в себя, но явно не до конца, а потому немножко тупил.
– Струмент мне иноземный прислали, – пояснил палач, – все испытать хочу.
– Какой инструмент? – продолжал тупить корреспондент.
– Забавный, – оживился палач, – ножки злодея между хитрыми досочками зажимаются, клинышки в специальные пазы забиваются. Иноземцы говорят, безотказное средство, а царь-батюшка завсегда с каленого железа али с дыбы приказывает начинать. А народец-то хлипкий пошел. Лиходеи, ежели сразу не помрут, тут же виниться начинают. До испанских сапог дело не доходит. Одна надежа на тебя. Ты уж не подведи, милый. Зубки стисни, слюну накопи, в морду мою поганую харкни, ну а я тут как тут с сапожками…
– Фигушки! Я еще до дыбы все скажу! Так что туши свои железки, они мне без надобности.
– Ну вот, – расстроился палач, – как тут повышать эту… как ее…
– Квалификацию, – подсказал Виталий.
– Ну да. Это слово.
Юноша обратил внимание, что обнаженный торс палача был в многочисленных подпалинах и ожогах.
– Я так понимаю, инструменты сначала на себе испытывал? – деликатно осведомился он.
– Не, это я по первости лиходеев неправильно к допросу готовил. Я их каленым железом, а они ножками сучить начинали. Железки на меня отбить норовили. И ведь отбивали! Такие все шустрые оказывались… – наивно удивился палач. – Хорошо, царь-батюшка подсказал, чё делать надо. Таперича злодеям сучить нечем.
Виталий опустил глаза. К стене были прикованы не только руки, но и ноги.
– Слышь, сынок, а может, это… все-таки помолчишь, а? – жалобно попросил палач. – Ну хотя бы минут двадцать.
– А какой мне смысл молчать?
– Так ежели ты сразу все скажешь, тебя раз-два – и на плаху, а так поживешь
