и жителей Ялмеза. Ведь я не монстр и не чудовище! Не моя вина, что мама подарила мне особенность, которую невозможно понять простым смертным. Неоновый рисунок уникальной руны, вживленной в кожу, отпечатался на лице в день совершеннолетия и выжрал зеленый цвет моих глаз, а мое отражение в зеркале испугало даже самых смелых воины. Хотя таких просто нет. Все они – трусы и твари.
Я – урод, безликий призрак темных лабиринтов Междумирья. В моих радужках можно утонуть и сойти с ума. Я способна заточить любого внутри отражающего стекла и оставить там засыхать от жажды или умирать от ужаса одиночества. А еще я умею перемещаться в любую точку планет и миров, преодолевая звонкие коридоры.
Вру. Раньше могла и умела! Раньше наказывала и отправляла неугодных по ту сторону зеркал, а сейчас…
После совершеннолетия меня лишили дара и запечатали сердце и невинность магией Четырех Стихий. Им нужна была мнимая безопасность, видимость покоя. Жрецы боялись, что я переверну восприятие жителей Ялмеза и изменю ход истории. Вот и решили, что, лишив способностей, оборвали мне крылья.
Как же они ошиба-а-ались!
Они позволили мне даже жить среди нормальных людей, но все изменил один жестокий человек – и его имя я произносить не стану, потому что много чести. Его давно нет в живых, потому и вспоминать не хочу.
Мне нужно найти временное сердце, чтобы дождаться совершеннолетия Вэйли: именно тогда верну всю мощь магической силы, разрушив печать. Сейчас мне придется рискнуть, исхитриться, потянуть время, но я готова на самый коварный план лишь бы получить шанс на будущее.
Я вернусь, чтобы отомстить! Чтобы свергнуть жрецов Четырех Стихий и восстановить свое доброе имя, встать на трон Дакрии, как истинная наследница старшего сына Лионгара – короля драконов, и дочь принцессы Мэмфриса. Жаль только, что я начинаю верить в свою темноту, привыкаю к званию Хозяйка Мертвой Пустоши, проникаюсь в слухи, что страшнее загадочной Черной девы, в глаза которой нельзя смотреть, не существует.
Глава 2. Данил
Свадьба Игоря закончилась резко. Меня качало, как лодку в штормовом океане, еще во время танцев на газетах. Никогда не понимал эти игрища, но было весело, хотя я и разбил несколько бокалов и перевернул греческий салат на юбку родственницы Грозы, имя, к сожалению, в памяти не отпечаталось. Какая-то дурно-пахнущая красотка терлась о мои штаны и пыталась затащить в тесный туалет. Но я слишком перебрал, и девица не возбуждала от слова «совсем».
Меня прихлопнуло, когда она нагло полезла целоваться, а я чуть не вырвал от гадливого ощущения во рту. Горло сдавило, и я, поперхнувшись воздухом, грохнулся на кафель.
Вот так и прихлопнуло на месте. Раз, и свет потух.
Прихожу в себя в холодном мраке от легкого скрипа над ухом. Долго пытаюсь разлепить пересохшие губы и выдавить стон из обожженной выпивкой глотки. Пить хочется, в горле словно кошки завелись, сидят, блеют и наслаждаются моей слабостью.
Скидываю колючую тряпку с себя
