быстро раскусили – месяца не проработал, как был отстранен от должности… И вот оба они являются в германское посольство, предъявляют документ на право встречи с послом: написано на бланке ВЧК, подписи Дзержинского и члена коллегии Ксенофонтова, печать. Словом, все честь по чести.
– Подпись Дзержинского и печать? – переспросила Саша. – Не ошибаешься?
– Подписи оказались подделанными.
– Разумеется, и печать тоже, – сказал Лелека. – Вот ведь какие негодяи!
– Печать была правильная.
– Как же так? – пробормотал Ревзин. – Бланк, понимаю, могли достать. Но печать?
– Она хранилась у Товарища Председателя ВЧК, тоже левого эсера… Поняли теперь, что к чему? В Мирбаха стрелял Блюмкин. Тот был ранен, пытался бежать. Тогда в него швырнули бомбу. Убийцы выпрыгнули из окна – на улице их ждал автомобиль с работающим мотором.
– Все предусмотрели, – сказал Ревзин.
– Какая же цель этого? – спросила Саша. – Чего они добивались, Андрей?
– Цель – спровоцировать немцев на военные действия. Чтобы те оккупировали всю страну. Эсерам, видимо, показалось недостаточным, что германские войска захватили Украину… Но и это не все. Акция в германском посольстве была как бы сигналом – в тот же день в Москве начался мятеж эсеров. Предатели укрепились в центральной части города, захватили здание ВЧК, главный телеграф… А что вышло? На второй день мятеж был ликвидирован. Главарей – к ногтю.
Лелека выпрямился, сжал кулаки. Встретившись взглядом с Сашей, сердито покачал головой.
– Мерзавцы! – проговорил он.
– Вот и ты был левый эсер, – сказала Саша. – Хорошо же начинал свою жизнь.
– К счастью, порвал с ними. – Лелека простодушно улыбнулся. – Вовремя порвал, будь они прокляты!
– Будто знал, чем они кончат, – вставил Григорий Ревзин. – Хитер ты, однако.
Конечно, Саша и Ревзин сказали все это в шутку. Ревзин даже дружески хлопнул по плечу Лелеку.
Тот продолжал улыбаться. Но в эту минуту решил, что при случае разделается с обоими.
Пятая глава
Если второй день нет ни капли воды, чтобы утолить жажду, а над головой небо с белым сверкающим солнцем и негде укрыться от зноя, от горячего сухого ветра – забываются все другие лишения, притупляется боль самых мучительных ран. Пить, только пить! Набрести на ручей, погрузить в воду пылающее лицо, руки, грудь, всего себя до кончиков пальцев натруженных ног!..
Саше кажется: он где-то здесь, совсем рядом, этот ручей, стоит лишь перевалить через гребень соседнего кургана – и глазам откроется яркая зелень и влажный песок оазиса, бьющий из-под камня крохотный родничок, весь в густой осоке, в кустах можжевельника…
Она лежит на дне неглубокой ложбины, лежит на спине, не двигаясь. Утром еще было терпимо – солнце стояло низко, светило из-за головы. Теперь лучи бьют
