его в замешательство.
– Простите?
– Решетка? На окнах? Вы сказали, через них светило солнце.
Каспар закрыл глаза и попытался вызвать воспоминание.
«Я так боюсь. Пожалуйста, помоги мне…»
На тюрьму или надежное укрытие светлая комната не походила.
– Сложно сказать. – Он пожал плечами.
– Ну, кто бы ни была эта девочка… – сказала София тихо, но уверенно, – вы не должны слишком переживать из-за нее, Каспар.
– Почему?
– Мы отправили фотографию девочки полицейским, которые занимаются вашим делом. Они говорят, что среди пропавших без вести нет никого похожего на нее.
София убрала завиток в виде вопросительного знака за ухо.
Каспар безрадостно рассмеялся:
– И что это доказывает? Если верить полиции, меня тоже никто не ищет. А я тем не менее нахожусь здесь. Поэтому вы не можете мне гарантировать, что моей дочери… – Он помедлил, подыскивая подходящие слова. – Что этой девочке не угрожает опасность. Я имею в виду, она… я ей пообещал, что вернусь.
Через какое-то время он тихо продолжил:
– Куда бы это «вернуться» ни означало.
– Хорошо. – София повертела медкарту в руках. – Тогда нам придется обратиться к общественности.
– Вы имеете в виду прессу?
Она кивнула:
– Да. Хотя Расфельд будет сопротивляться. Он даже не хотел, чтобы я показывала вам фотографию девочки. Но я думаю, сейчас самое время.
– Согласен, – не раздумывая ответил Каспар. Эта тактика «обрывочной информации» и предписанная Расфельдом изоляция вызывали у него все больше сомнений. Для профессора он был благодарным объектом исследования, потому что, со слов Софии, случаи полной амнезии встречались на практике редко. Лишь поэтому ему позволили находиться в такой эксклюзивной клинике. Расфельд хотел научно задокументировать его случай, для чего якобы было необходимо, чтобы процесс познания проходил изнутри и не подвергался воздействию внешних факторов. По этой причине психиатр даже не допустил полицейского допроса.
– Журналисты могут приходить в любое время, – сказал Каспар, хотя и понимал, что его тут же переведут в другое место, как только его фотография будет опубликована во всех газетах. Потому что известные пациенты, которые находились в клинике Тойфельсберг из-за проблем с наркотиками или депрессией, придавали большое значение анонимности и покою. Что не сочеталось с фоторепортерами перед главным входом.
– Хорошо, я выясню. Правда, есть еще кое-что… – София отвела взгляд.
– Что?
– Когда начнется вся эта шумиха в СМИ, я больше не смогу быть с вами. С завтрашнего дня Расфельд будет заниматься вами лично.
Каспар немного подумал, потом улыбнулся:
– Конечно, я понимаю. Желаю вам веселого Рождества, София.
Она взглянула на него и печально помотала головой:
– Нет. Это не из-за праздников. Сегодня мой последний день.
– Угу.
– Я
