Дружок твой где?
– Не знаю, – раздался в ответ глухой голос Годелота.
– Уж и не знаешь… – солдат презрительно сплюнул, – а кто ж тебе «берегись» орал, а?
– Ангел-хранитель, – огрызнулся шотландец, – он у меня парень простой, не важничает.
На эти слова отозвался глухой удар и сдавленный хрип.
– За словцом-то не в карман, – пророкотал солдат, – только и я парень простой, неученый, шутки худо понимаю. Давай, выблудок, рассказывай, где этот твой ангел засел, и коней где схоронили. Скажешь – шесть дюймов в грудь, и покойся себе с честью. А снова будешь дурачка давить – руки отрубать начну помаленьку.
В ответ донеслась сдавленная усмешка:
– А чего ж не сказать? Скажу. В лесу он. Ищи. Много ль того леса.
Дальше Пеппо не слушал…
…Это было глупое déjà vu. Снова острие клинка холодно льнуло к шее, и снова стоящий над ним человек предлагал ему безропотно умереть, недосчитавшись частей тела. Право, в этом была своя забавная сторона. Разряженный мушкет лежал всего в нескольких шагах, совсем близкий и недоступный. Что ж, на сей раз смертью грозил победивший в поединке противник, а не жалкий обиратель трупов…
Мельком взглянув на крону ореха, Годелот сжал зубы. Господи, пусть мошенник Пеппо уцелеет. Пусть хоть что-то будет не зря…
– Найду, будь спокоен… – Маттео перехватил палаш, – клинок у меня не фасонный. Не обессудь, если с одного удара начисто кисть снести не выйдет.
Говоря это, Маттео удовлетворенно отметил, как у мальчугана кривовато дернулись губы. Истолковав это, как страх, капрал наклонился к юнцу…
Но Маттео не успел поднять оружие. Прямо из ветвей раскидистого ореха, растущего у тропы, на него грянулось чье-то тело. Не ожидавший нападения капрал рухнул наземь, сильная рука охватила горло, и у самого уха мелькнуло длинное лезвие кинжала, острие скользнуло по краю кирасы, оцарапав шею. Нападающий выругался, снова замахнулся кинжалом и на сей раз глубоко рассек капралу бедро. Задыхающийся в кольце душащей руки, Маттео забился, стараясь сбросить цепкого противника, перекатился на спину в надежде ударить врага оземь. Тот извернулся, ужом выскользнув из-под капральской спины, а Маттео, проклиная тяжелую кирасу, рванулся рукой к упавшему палашу. И в этот миг на голову ему обрушился удар. Последнее, что успел вспомнить капрал, была скьявона Ансельмо, так и не отданная его сыну…
…Годелот уронил мушкет и встряхнул головой, словно в тумане видя, как Пеппо сталкивает с себя бездвижное тело сквернолицего и вскакивает на ноги. Шельмец, конечно, не послушал его и вмешался. Очень кстати, чего греха таить…
А Пеппо повел в воздухе рукой и сжал влажное от пота плечо шотландца:
– Ты ранен?
– Я? Нет, не думаю… – мысли мешались, пережитое напряжение схлынуло,
