о спасении души своей матери».
Но я не из праздности пропускала проповеди в церкви – дело в том, что в эти недели для меня оказалось важнее состояние моей подруги, Эльзбет. Как только у меня появлялось свободное время, я шла к ней – ее состояние вселяло в меня тревогу. И не только потому, что вскоре ей нужно будет рожать. Нет, меня пугало то, как Эльзбет изменилась. Раньше она любила посмеяться и в любой ситуации видела что-то хорошее, теперь же постепенно стала молчаливой, часто смотрела в никуда, когда я приходила к ней; казалась пугающе рассеянной, когда говорила со мной. Вначале я думала, что она волнуется из-за предстоящих родов – она ведь ждала своего первого малыша. Но однажды я стала свидетельницей того, как Рупрехт ворвался в кухню и начал кричать на Эльзбет:
– Что ты тут рассиживаешься?! Ты же должна была принести мне и подмастерью обед!
Он замахнулся, и Эльзбет, вздрогнув, отшатнулась.
– Прости, – прошептала она. – Я совсем забыла, у меня сегодня так сильно голова болит…
Больше ничего не случилось, но я уверена, что Рупрехт не продолжил скандал только потому, что я была у них в гостях.
– Он тебя бьет? – спросила я после того, как мы вынесли мужчинам во двор тарелки с колбасками и снова остались наедине.
– Нет конечно! – возмутилась Эльзбет.
– Мне ты можешь рассказать. Я помню эту историю, когда ты якобы споткнулась о метлу. Это Рупрехт тебя ударил, верно?
Эльзбет разрыдалась.
– Он иногда так злится, что просто забывается. А потом всегда так сожалеет о содеянном…
Я в ужасе уставилась на нее. Сама я никогда не видела, чтобы отец поднял на маму руку.
– Надо это остановить, – с трудом выдавила я. – Если хочешь, я поговорю с братом или со священником, чтобы они урезонили Рупрехта.
– Ни в коем случае! От этого только хуже станет.
В этот момент я поняла, что брак стал для Эльзбет ужасной ловушкой.
И вот, в середине августа, время настало. Уличный мальчишка поздним утром принес мне известие о том, что к Эльзбет уже пришла повитуха.
Я помчалась по городу на ярмарку, проходившую в тот день, и протиснулась сквозь толпу к лотку моего отца. Папа с Грегором не очень-то обрадовались, когда я сказала им, что сегодня не буду готовить ужин.
– Со вчерашнего дня еще осталась квашеная капуста, и в кладовой висит кусок сала.
– Что ты такое удумала? – возмутился Грегор. – Твоя Эльзбет и без тебя ребенка родит.
– Но это ее первые роды, ей страшно.
– Ступай. – Отец взял у покупательницы деньги за три мотка пряжи. – Но чтобы до темноты была дома.
– Спасибо!
Я побежала дальше, до винного рынка отсюда было совсем недалеко. Ночью отбушевала гроза, день выдался прохладный, а теперь еще и мелкий дождик заморосил. Промокнув до нитки, я добралась до дома Эльзбет и вошла через открытые
