цветами, а главное, широкими складками хорошо укрывала выпирающий живот.
«Возьму – сверху вещи прикрою, а в поезде вытащу и наброшу. Будет теплей, и …меньше заметно».
Еще раз глянув на себя в профиль, она вздохнула – нет, восьмимесячную беременность бабушкиной шалью не прикроешь, и добрые взгляды попутчиков, приветив округлившуюся фигуру будущей матери, потом нет-нет, да и скользнут по безымянному пальцу правой руки. Мелькнула коварная мыслишка: а если надеть кольцо – то, что лежит в запертом письменном столе? Отомкнув замок, выдвинула ящик, из самой его глубины извлекла порыжевшую от времени коробочку.
Обручальное кольцо, подаренное ей когда-то мужем, уже одиннадцать лет не видело света, заткнутое в кипу старых счетов за телефон и квартиру. До этого, правда, Надежда почти восемь лет стирала, мыла посуду и чистила стекла, не снимая его с рук, поэтому золото изрядно потускнело. Она хотела померить – не стало ли мало, – но взгляд упал на перевязанный тесемочкой пакет, и в горле перехватило – Саша. Сашенька! Нет, нельзя, чтобы это опять лезло в голову!
В пакете хранились их с Сашей фотографии, открытки, присланные им в разные годы, записная книжка в кожаном переплете. Он берег эту книжку, всегда носил в нагрудном кармане пиджака, а в день их расставания забыл в прихожей рядом с зеркалом – так спешил уйти. Исписанные круглым почерком страницы хранили запах дорогого мужского одеколона. Ощутив его, Надежда напряглась. Чтобы успокоиться, вновь попыталась думать о нейтральном – может, все-таки взять зонт? И опять в голову полезло, как Саша шутил: «Ленинградца везде распознаешь – шагу без зонта не сделает». Нет, да что ж это такое! Разозлившись на саму себя, она решила зонт не брать и резким движением засунула обратно вглубь ящика коробочку с обручальным кольцом – не нужно, пусть смотрят, переглядываются, жалеют! К горлу подступил ком – вот если бы это Саша подарил ей кольцо….
Ленинград проводил Надежду летним теплом, а Москва, где ей нужно было пересаживаться на Владивостокский поезд, встретила проливным дождем – на перроне Ленинградского вокзала пришлось даже нацепить на голову целлофановый пакет. К полудню ливень, правда, утих, но ветер дул сырой и промозглый, поэтому пассажиры-транзитники по столице особо не разгуливали, и народу на Ярославском вокзале было тьма-тьмущая – даже в кафе «Матери и ребенка» Надежде пришлось стоять в очереди почти час. В конце концов, она поела, купила себе хлеба и вареных яиц в дорогу, а когда выходила из зала, увидела на стене за дверью телефон-автомат и не удержалась – опустив в прорезь две копейки, набрала номер.
Детский голос, явно подражая кому-то, важно произнес:
– Алё! Я вас слушаю! – потом в сторону: – Мама, а в телефоне молчат.
В глубине квартиры слышались голоса, и один из них – мужской – показался Надежде до боли знакомым. Не дожидаясь, пока взрослые
