концов, взметнувшееся из-под ослабленного воротничка, побудило Вольского оставить гигиенические процедуры и герметизировать свою одежду. Розанов, чистый и розовощёкий после умывания, с интересом наблюдал за его действиями.
– Как же мы найдём Минцлову?
– Сама нас найдёт, – успокоил меньшевика Василий Васильевич. – Не случайно же слежку приставила. Перенесла игру на своё поле, вырвала из рук инициативу и готовится гнать нас в угол доски.
Вольский всплеснул руками:
– Какая разница – Петербург, Москва?..
– Существует важное для Минцловой отличие, но мы его не понимаем.
Поезд прибыл в Москву. Хотя вокзал являлся точной копией своего петербургского собрата, на его убранстве лежал неуловимый налёт провинциальности.
Василий Васильевич сощурился, увидав что-то в углу, где сидел Бугаев. Запенснеил глаза: поролоновая обивка зияла невеликим, с ладонь грибным контуром, очевидно, выдавленным ногтями. Розанов щёлкнул языком, покачал головой и выскользнул из купе вслед за спутниками.
И в провинции извощик брал за поездку от вокзала вчетверо против обычного.
Впрочем, нашёлся добряк, согласившийся скинуть полтину.
Тем не менее, расплатившись, Василий Василий не удержал причитаний:
– Опять – траты. Ну, Минцлова! Удружила! Дёрнула в Москву! – сердясь, он потряс бородкой, вспомнил утренний ругательный оборот и сказал смачно: – Будто свинья, которая бежит вопреки высшей воле от Геннисаретских вод.
– Что же, бес в ней сидит? – почему-то огорчился Бугаев. – Я-то думал: эротоманка…
Бугаев припомнил:
– Это же в Евангелии от Матфея было: «нечистый дух ходит по безводным местам».
Вольский опять подал голос:
– Я в гимназии на Законе Божьем только и сражался в «камень-ножницы-бумага». Что за Геннисарет такой?
– Библейский человек был одержим бесами, – пояснил Розанов, удобно устраиваясь на сиденье. – Иисус Христос переселил бесов в свиней, которых заставил нырнуть в озеро.
Меньшевик обернулся на извощика:
– Любезный, забрось-ка наш скарб в кузов.
– Никак не могу-с, давеча в пояснице стрельнуло-с.
Вольский с недовольной миной забросил осточертевшие круги в экипаж.
– Вы полюбуйтесь на голубчиков, – промолвил меньшевик, углядев в привокзальной толпе филеров. – Шпики! В провинции меня на грифельном острие вместе с сонмом ангелов держат.
– Это не вы предмет слежки, – вздохнул Василий Васильевич, пропустив мимо ушей атеистическую шпильку, – а вся наша троица. Карандашик-то – теософский. Ладно, поедемте в гостиницу.
– А может, ко мне, на Арбат? – предложил Бугаев. – Любезный, на угол Арбата и Денежного переулка, к «профессорскому» дому!.. Мама нас чаем с бисквитами угостит.
Розанов поморщился:
– Не нужно. Вводить новых персонажей…
– Не
