телефонного аппарата трубку, она злобно возвестила: – Будет тебе келья под елью!
– Господин Розанов!..
– О, здравствуйте, голубчик! Воздержусь приветствовать иначе, ибо не знаю, как правильно к вам нынче обращаться. Господин Валентинов? Или господин Вольский?
Высказанными опасениями Василий Васильевич смутил чуть раньше «красную шапку» – уличного гонца, когда наказывал:
– Сгоняй-ка, дружок, на Сретенку, пройдись по дешёвым меблированным комнатам. Разыщи Вольского, Николая Владиславовича. Воль-ско-го! А может он нынче – Валентинов! Да запомнишь ли? Давай на бумажке черкану. Читать обучен? Передай поклон мой и проси ко мне: срочно!
– Выглядит-то барин как? – пробасил посланник.
– Усищи – во! – что у прусака! Лбом гвоздь вобьёт. В плечах косая сажень. Человечище.
Упования Розанова на сметку «красной шапки» и худосочность бумажника двухфамильного господина оказались не напрасными. Спустя несколько часов Вольский стоял перед Василием Васильевичем. С порога он счёл обязательным поставить хозяина в известность:
– Я оставил подполье. Легализовался как Вольский. Так и зовите, – крепкий господин пощёлкал костяшками пальцев и веско произнёс: – Мы с Володькой Ульяновым разошлись во мнениях. Я утверждаю, что продолжать борьбу вредно, ибо полученных от государя свобод нам более чем достаточно. Ума б найти, чтоб ими распорядиться. Оттого сейчас я не «большевик», а – «меньшевик».
Розанов поинтересовался:
– Вас правой рукой Ленина величали. Как же теперь Николай Ленин без руки?
– Как? Ампутант! – хохотнул Вольский, во всём виде которого в этот момент выразилось довольство. – С какой целью вы меня позвали?
– Поговорить о нашем общем знакомом – Борисе Николаевиче Бугаеве.
Вольский скривился, словно от зубной боли, заслышав имя поэта.
– Разве вы не дружны?
Гость остервенело рыкнул сквозь усы:
– Да чёрт бы побрал этого Бугаева!
– А если это самое произойдёт, жалеть не будете? – просюсюкал Розанов.
Вольский рявкнул:
– Что вы хотите сказать?
Дав гостю время успокоиться, Розанов изъял из ровненькой шкапной подборки том, от прочих неотличимый. Полистал и протянул раскрытый на литографической вклейке: в овальной рамочке – изящная женская головка с натёртыми розовой пудрой щёчками, украшенная колечками тёмных волос.
– Что за прелестное создание? Судя по старинному наряду, наперсница моей бабушки, – натужно пошутил Вольский.
– Сие прелестное создание, – менторски начал Розанов, – устроило дуэль, которая закончилась смертельным ранением Пушкина. Того самого Пушкина, поэта. Будьте знакомы: Идалия Григорьевна Палетика.
– А теперь вы начнёте декламировать малоизвестные пушкинские стихи? – иронизировал Вольский.
– Возьмите
