style="font-size:15px;"> За радость жизни тост я пью!
Коль так судьба распорядилась,
Что быть поэтом суждено,
То даже смерть остановилась,
Пред тем, что музой рождено.
Поэт в душе канатоходец,
Над бездной трос стальной висит.
В стихах же он первопроходец,
В бессмертье путь его лежит.
Так стала смерть стихотвореньем,
Такая выпала ей честь.
Из поколенья в поколенье
Передается эта весть.
Мухран Мачавариани
Третий день, как дождь льет то и дело,
Третий день, у грусти я в плену.
Жаль, что все на свете надоело,
Боже мой, когда я все верну?
Нет! Не умрут писатели,
Пока живут читатели!
Пусть тело где-то под землей,
Зато душа горит звездой.
Сначала зажгут поминальные свечи,
Потом гроб с покойником взвалят на плечи,
Потом, может быть, скажут: “За упокой”
И все позабудут, вернувшись домой.
Шота Нишнианидзе
ОДИНОЧЕСТВО
В крайнем доме улицы безвестной
Приютилась пара стариков.
В тишине обители их тесной
Ворковала пара голубков.
Превратились в облака их мысли,
И летят они во все края.
Книги, сны иль эпизоды жизни
Проплывают на закате дня.
За окном стоят шеренгой склянки,
Рядом спицы, теплые носки,
Воробьи слетаются на банки,
Поклевать снадобья от тоски.
Но порой воспоминаний дождик
Детским смехом оживится вновь,
Заиграет в брызгах старый зонтик
И напомнит первую любовь.
Нравится мне их финал чудесный,
Но пугает участь стариков,
В страшный день, для них небезызвестный,
Смолкнет вдруг один из голосов.
В крайнем доме улицы безвестной
Ворковала пара голубков.
Ное Чхиквадзе
Ное Чхиквадзе в Тбилиси не находится, он в деревне. Почта газеты «Современная мысль».
Мне кажется, что все меня давным-давно забыли,
Я вам не все еще сказал, а вы меня похоронили.
Мне кажется, что и стихов моих уж не читают,
Так дети стариков своих все реже навещают.
Кричу я хрипло в тишину, но ничего не слышу.
Как холодно! И ничего в кромешной тьме не вижу.
Кровоточащей раной ночь уносит мои силы,
Я стал пожухлою травой, которую скосили.
Так для кого же я пою – кругом стена глухая?..
Душа как будто бы в глуши – сама себе чужая.
