для всех?
Удалов, наблюдавший за сценой приёма опоздавших, удивлённо повернул голову в сторону вопрошающего, потёр нос и медленно и тихим голосом, требующим восстановления полной тишины, ответил:
– Студент Шумкин, когда вы, как ваш товарищ по группе Николина, окажетесь способным понимать, что такое цитология, и зачем она нужна будущему тренеру, вам, уверяю, исключения будут положены тоже. А пока учите предмет, Миша, и не отвлекайте вашего профессора от урока.
Не дожидаясь больше, пока все сядут на места и возьмут ручки, Удалов повесил на доску один из принесённых плакатов и стал диктовать название темы урока.
– Зазнайка эта твоя Николина, – проговорил Шумкин сквозь зубы. Воробьёва посмотрела на него с усмешкой и отодвинула свои вещи подальше. Больше в этот день они не разговаривали, а на уже следующем уроке Лиза сидела рядом с Леной.
11
Панасу Михайловичу понравилось пить по утрам кофе в кабинете Галины Петровны. Да и аккуратно намазанный бутерброд получался у Михеевой особенно вкусным. То ли потому, что вместо жирного масла преподаватель по биохимии мазала хлеб плавленым сырком «Виола», то ли из-за колбасы, подсушенной в духовке накануне, чтобы выплавить из варёнки жиры. А может вкус бутерброду придавали укроп и кинза, пересыпанные солью и семенами горчицы? Пряность хрустела на зубах, расходилась во рту остротой, отчего пища воспринималась не как холодная закуска, а как настоящее блюдо.
– Умеете вы, Галина Петровна, уважить чужой желудок, – произнёс Панас Михайлович, принимая из рук соседки второй сэндвич.
– Я и себя не обижу, Панас Михайлович. Жаль, что вы не разрешаете есть такое Золотому. Я бы ему, по соседству, сделала бутер без горчицы, раз вы говорите, что она может отшибить у него нюх.
Бражник, уже откусив и жуя, отрицательно закрутил головой и что-то промычал. Он-то, как раз, радовался тому, что собаки рядом нет. Была в этих встречах наедине какая-то особая сентиментальность.
– Его чего! Его только помани каким мышиным хвостом, он потом хозяина признавать перестанет, – объяснил он, проглотив пищу.
– Насчёт мышей – это не ко мне, а к Тамаре Ивановне, пожалуйте. Хотя и у неё вряд ли их найдёте, разве только что лягушек.
Бражник, услышав такое, чуть не выронил хлеб:
– Вы как придумаете, Галина Петровна! Нам вот докторской колбаской побаловаться – в самый раз, а вы – лягушки. Да и несъедобные они у Хломенок, а для опытов. Таких, из пруда, даже самые голодные французы побрезгуют лопать. Они там для еды специальный сорт квакушек выращивают, крупный, мясистый, как бройлерные куры.
– Да уж, начинается год, – ответила Михеева.
– Вы это к чему, Галина Михайловна? – напрягся Бражник. Не любил он, когда кто-то говорит загадками.
– Да я вот всё переживаю за Рудольфа Александровича и Адольфу.
