принимались за чай.
Пили много, по три-четыре стакана за присест, пока рубаха на груди да лопатках не взмокнет дочерна; после этого стакан переворачивали, оставляя его на блюдце вверх дном, что означало: все, напились, больше не требуется. Потом степенно надевали шапки и уходили.
Елена несколько раз порывалась тоже разносить чай, но женщины не дали.
– Ты еще успеешь намаяться, лучше отдохни с дороги, поднимись наверх и выспись хорошенько.
Елена не противилась, но идти отдыхать отказывалась, интуитивно догадываясь, что, хоть советуют они совершенно искренне (у нее действительно был очень усталый вид), если она оставит гостей и поднимется спать, это может произвести на всех неблагоприятное впечатление. Если бы ее спросили, почему она так думает, она, вероятно, не смогла бы ответить более или менее вразумительно (ее «шестое чувство» сегодня хотя и действовало с некоторой перегрузкой, но срабатывало безотказно).
Поздно вечером молодые, почти насильно выпровоженные матерью, поднялись наконец к себе. Едва успев лечь, Елена мгновенно уснула, сумев лишь произнести:
– Господи, до чего я устала…
Утром она сквозь сон услышала голоса. Открыла глаза, машинально потянулась было к Арсену, но его на месте не оказалось. Она прислушалась – голоса доносились со двора. И были они какие-то смутно-тревожные, особенно громко звучал мальчишеский голос Гришика.
Елена быстро оделась, вышла на веранду, посмотрела вниз во двор, но увидела лишь Арсена, неторопливо поднимавшегося по лестнице. Он был чем-то расстроен.
– Уже встала? – спросил он, силясь улыбнуться. – Поспала бы немного. Еще рано, только начало седьмого. – Он поцеловал ее в щеку, но поцелуй получился какой-то машинальный. – Иди еще поспи, Лен.
– Я уже выспалась, – ответила она коротко, изучающе глядя на него. – Там что-то случилось?
Арсен с напускным равнодушием пожал плечами:
– Да пустяки. Ночью теленок запутался в веревке и чуть не отдал концы.
– Как запутался? Спасли?
– Нет, спасти не удалось, прирезали.
– Ой… Да ты что? Как это?
– Да ты не думай, Лен, все равно его завтра к свадьбе собирались прирезать. Ну, днем раньше, днем позже, какая разница… Ты что, плачешь? Да тебя же засмеют, если узнают!
– Бедненький, он был такой красивый, доверчивый… – Елена всхлипнула, отвернулась и прошла в комнату.
Арсен пошел следом, сказал, ласково поглаживая ее плечи:
– Да ну, глупости, Лен, теленок как теленок, твоих слез не стоит. – Он ткнул пальцем в Машку-неваляшку, что стояла на подоконнике, она тренькнула и легла на бок, опять тренькнула и встала. – Видишь, даже Машка над тобой смеется.
Лена посмотрела на Машкину румяную мордочку с круглыми озорными глазами и улыбнулась.
– Но ведь ты тоже был расстроен, я видела, когда ты сейчас поднимался, – сказала Елена, принимаясь
