так и съездишь к ней…»
Представив себе огорчение матери, Иван тогда подумал, что должен отправиться в Россию сразу по окончании курса лечения. Курс заканчивался через пять дней, но если ехать в Милан с Надеждой, потом еще воспользоваться случаем и попутешествовать немного по Италии… Нет, в этом случае раньше, чем к середине осени, до Москвы ему не добраться. А там пойдут дожди, распутица.
– Я теперь должен ехать в Москву, – виновато сказал он, – но потом…
– Потом! – неожиданно резким движением она соскочила с кровати и стала натягивать одежду. – Я все поняла, ты хочешь от меня избавиться? Так и скажи, для чего эта ложь, все эти слова о любви?
– Надин, подожди, ты не так поняла, я подумаю.
Вскочив, Иван неловко наступил на больную ногу, и впервые за последние недели ощутил столь острую боль, что в горле перехватило, а на лбу выступили капельки пота. Это заставило его остановиться. Надежда между тем натянула платье (в корсет она, приходя к нему, не затягивалась), надела шляпку, укутала лицо вуалью и направилась к выходу, но у двери задержалась:
– Думай. Если через три дня не решишь, больше не приду к тебе.
Хлопнула дверь. Утерев пот и переведя дыхание, Иван подумал, что нужно было бы одеться, пойти за ней и проводить, потом махнул рукой и вновь лег на смятые простыни. Боль в ноге притупилась, потом вообще утихла, а душа постепенно наполнялась тоской. Тонкий аромат духов Надежды, вмятина на подушке от ее головы, еще звучавший в ушах нежный обиженный голос… Он вдруг понял, что не в силах с ней расстаться.
Глава пятая
Утром Надежда не вышла, как обычно, прогуляться по берегу Оос, не видно ее было и в питьевом павильоне Тринкхалле. Иван специально прошелся во второй раз до аббатства Лихтенталь – посмотреть, не сидит ли она с книгой у фонтана.
Поиски оказались тщетны, Надежды нигде не было, а на любимом ее месте сидел с газетой старый князь Василий Сергеевич Трубецкой. Иван поклонился, хотя не был уверен, что князь его помнит, однако тот улыбнулся и протянул руку.
– Господин Ростовцев, приятно вас видеть.
– Мне тоже, ваше сиятельство. Не думал, что вы запомнили мое имя.
– Ну как же! Садитесь, поговорите со стариком, если не скучно. Я приметил вас, еще когда сын Александр привозил приятелей ко мне в имение. Когда же это примерно было? – он сморщил лоб.
– В тридцать втором, ваше сиятельство, по возвращении из Польской кампании.
– Теперь вспоминаю. Вы тогда рано уехали, сразу после обеда, – в голосе князя слышался упрек.
– Давали бал, а я мучился раной в ноге и не хотел омрачать друзьям праздник видом своих страданий, – пояснил Иван, несколько удивленный этим выговором, полученным спустя восемь лет.
– Да-да, раны в ногах иногда плохо заживают. Как вы теперь? Воды помогли?
– Почти здоров, ваше сиятельство.
– Ну, рад слышать.
