вся оборона в целом, все дело, которому служил и тот, одинокий на ничейке, и Жилин, и все остальные. Все они, каждый в отдельности и все вместе взятые, были важны только в соотношении с общим делом.
И не только осматривая с обыкновенной земной высотки это общее дело – отражение разведки боем, но и со своей внутренней высоты, со своего перевала – Жилин понял и другое: противник сломлен, вскоре будет добит, а разгоряченные контратакой бойцы – деятельные, неукротимые, отрешенные от самих себя – наверняка останутся в траншеях, чтобы сразу исправить все, что испортил налет противника в их уже обжитом и теперь, после передряг, даже любимом доме – траншее.
Но сделать это без вмешательства комбата они не сделают. Комбат следит за их действиями и за всем окружающим. Зная его вроде бы и вялую, но увлекающуюся натуру, Жилин сразу представил себе, как Лысов не выдержит и прибежит в траншеи, чтобы самому убедиться и в потерях, и в разрушениях, и сам начнет распоряжаться, увлечется, и тут-то наверняка на них обрушатся огневые налеты противника. Он не дурак, этот противник, он тоже понимает, что к чему. И вот тогда-то победа, настоящая победа, может обернуться и поражением, и гибелью многих, в том числе и комбата. А этого Жилин допустить не мог.
Одно дело – начало боя. Тогда Жилин понимал, что здесь он сделает больше, чем если он окажется возле комбата. Он сознавал свою правоту. Но сейчас, когда он уже сделал свое, важное для всех дело, теперь он нужен возле комбата.
– Засядько! Дай свой винторез, бери мой! А я – к комбату.
Он ворвался в штаб батальона как раз в тот момент, когда адъютант старший доложил командиру полка об обстановке и смерти комбата, и потому жилинский вопрос: «Где комбат?» – вызвал по-своему справедливый гнев.
– Я у тебя спрашиваю – где комбат?! Где ты шлялся?! Отсиживался?!
Жилин слышал и не такие крики и не раз стоял перед направленным на него пистолетом – в окружениях, да и в бою всякое бывало… Криком его не возьмешь. Да и внутренняя его правота не позволяла ему сгибаться. Он тоже заорал:
– Где был – там нету! Где комбат?!
Адъютант старший, который знал о ходе боя лишь по звонкам из рот, конечно, не видел, как действовали снайперы, но он помнил, что Лысов просил у него сопровождающего, взял его автомат… Значит, Лысов наверняка знал, где Жилин и что он делает. Да и прошлая, спокойная жизнь батальона, ежедневные выходы жилинского отделения на снайперскую охоту тоже сказали свое, и адъютант старший обмяк.
– Убили комбата.
Жилин сглотнул воздух – все навалилось с такой силой, что он сразу слетел со своей внутренней высоты, но в этом беспорядочном полете, словно по инерции, успел сказать:
– Слушай, старшой, ребят из траншей надо вывести… налет будет… костей…
Больше говорить он не смог – горло перехватил спазм. Он пытался сглотнуть, отчего по землянке прокатились гулкие,
