style="font-size:15px;"> «Скрывает что-то! – подумал Сомин. Ему хотелось хоть на минуту заглянуть в комнату Марины. – Там, наверно, поселился какой-нибудь командир. Неудобно!»
Он все-таки поднялся ощупью по знакомой лестнице. Под лестницей старуха гремела бидонами и бормотала:
– Все усталые, безродные, злые. Со зла бог знает чего человек не натворит.
Сомин подошел к двери на втором этаже и уже хотел постучать, когда дверь отворилась сама. На пороге стояла Маринка с садовым фонарем в руках. Она узнала его мгновенно:
– Володя!
Не успел он ответить, как она уже втащила его в комнату и начала расстегивать тугие крючки полушубка.
В черном свитере, в платке, накинутом на плечи, Маринка казалась старше.
– Меня как будто подтолкнул кто-то. Володенька, неужели это ты? – Она стащила с него рукавицы и шапку. – Ты моряк? Каким образом? Ну садись скорей, рассказывай. Кто тебе сказал, что я здесь?
Сомин все еще не верил в реальность этой встречи. Маринка выпустила оранжевый язычок из горелки фонаря. В комнате стало светлее. По ступенькам, кряхтя, поднялась старуха. Вид у нее был разгневанный.
– Тебя сюда нешто звали? – накинулась она на Сомина. – Чего ты здесь забыл?
– Глебовна! – воскликнула Маринка. – Ты не узнала его? Это же Володя Сомин!
Старуха взмахнула толстыми ватными руками, как курица крыльями:
– Батюшки! Володя и есть. Что ж ты сразу не сказался? А я-то, старая дура, не признала!
– Он, наверно, голоден, – шепнула ей Маринка.
– Иду, голубушка, иду. – Старуха заторопилась, подобрав свою юбку. Володя и Маринка снова остались одни.
Утром – первый в жизни бой, а сейчас – эта невероятная встреча. Только что – тревожный зимний лес, и тут же – Маринка, ее глаза, ее руки. Все это было похоже на сон.
Маринка забрасывала его вопросами. Но Володя все еще не мог прийти в себя. Ему казалось, что произошло чудо.
В действительности все оказалось просто. Когда Ирина Васильевна и Маринка вернулись из Куйбышева, Константин Константинович был уже на фронте. После первой же бомбежки Ирина Васильевна перебралась на дачу. Она не сомневалась, что за месяц-полтора фашистов разобьют. На даче она тяжело заболела и вернуться в Москву уже не могла. Между тем линия фронта, стремительно продвигаясь, приблизилась почти вплотную. Мединститут эвакуировался в Среднюю Азию, но Маринка не поехала. Она не могла оставить больную мать в прифронтовой полосе.
Не отпуская Володину руку, Маринка долго рассказывала ему, как тоскливо и одиноко ей на этой даче с больной матерью. Что будет, если немцы придут сюда? Перевезти Ирину Васильевну в город невозможно. Нужна специальная машина. В грузовике или на повозке ее везти нельзя, да и повозку сейчас не достанешь.
– Я все о себе и о себе, – спохватилась Маринка. – Лучше ты рассказывай. Нет, раньше ешь. – Она пододвинула ему тарелку щей и большую рюмку водки.
