мозгу все спуталось. Внезапно нахлынула грусть. Наверно, он больше не увидит Маринку. Скорее всего, его убьют в одном из ближайших боев, а она так и не узнает, как он ее любил. А может, ей это не важно?
– Когда тебе нужно быть в части? – спросила Маринка.
– Ты ждешь, чтобы я ушел?
– Что ты, Володя! – Она подошла к нему и обняла его одной рукой за шею. – Как ты мог подумать? Я просто беспокоюсь…
Сомин не дал ей договорить. Он порывисто поднялся и с размаху поцеловал ее в щеку. Маринка не двигалась.
– Ты не знаешь, как я тебя люблю, Мариночка. Эта встреча – не зря. Это – сама судьба. Так должно было быть.
Она пыталась осторожно освободиться от него, но Володя уже потерял над собой всякий контроль. Ему удалось поцеловать ее в губы. Маринка вырвалась, но он снова схватил ее и, не удержавшись на ногах, свалился вместе с ней на кровать.
– Пусти сейчас же! Ты с ума сошел!
Он не отпускал ее:
– Маринка, сейчас… Только сейчас… Ты меня больше не увидишь, Мариночка…
Ей удалось наконец освободиться от него. Растрепанная, в разорванном свитере, тяжело дыша, Маринка отошла на прежнее место к печке. «Какая гадость! Если бы на моем месте была любая другая женщина, он точно так же накинулся бы на любую!»
Слезы текли по ее щекам. Ей было обидно и стыдно.
– Уходи! – сказала она. – Уходи, и немедленно!
– Но почему, Мариночка, чем я тебя обидел?
– Ты еще спрашиваешь? – Она сорвала с гвоздя тяжелый полушубок Сомина и швырнула его на кровать: – Одевайся!
Володя долго тыкал руками в рукава. Не застегнувшись, он нахлобучил шапку, кое-как затянул ремень, на котором болтались наган и гранатная сумка:
– Хоть поцелуй меня на прощание…
– Не хочу! Ты – глупый! Я только о том и мечтала, чтобы целовать тебя, чтобы быть твоей, а ты!.. Напился и все забыл! Забыл, что рядом немцы, которых вы подпустили к Москве, что мой отец, может быть, уже убит, что здесь – больная мать! – Придерживая рукой разорванный свитер, Маринка открыла дверь.
Когда Сомин ушел, она бросилась на кровать и плакала до тех пор, пока стекла не задрожали от орудийных залпов. Тогда она поднялась и подошла к окну. Фонарь погас. Только красная точка обгорелого фитиля светилась в темноте, а за окном разливался бледный зимний рассвет.
5. Командир и комиссар
По дороге в часть хмель быстро выветрился из головы Сомина. Остались только тяжесть и ощущение непоправимого несчастья. Не оглядываясь по сторонам и не думая о врагах, которые подкарауливают под каждым кустом, он быстро дошел до села, но здесь ждала его новая беда. Дивизиона не было. Он пробежал через все село и, задыхаясь, остановился у крайней избы, потом медленно побрел обратно.
Дивизион ушел. Но куда? Во всех направлениях снег был изрезан глубокими следами колес. Только жирные масляные пятна остались от десятков машин, которые еще так недавно были
