и он даже начал чего-то там насвистывать себе под нос.
Дома его ждали два письма – одно от Сабуна Кухтейного с Кавказа, а другое от матери. Сабун по-прежнему чувствовал себя прекрасно. Хвастался спокойной и размеренной жизнью, хотя в конце добавил, что отношения с людьми у него стали чуть хуже, потому что в заповеднике разрешили определенную хозяйственную деятельность, и что могут его вообще переделать в национальный парк или что-то в этом духе. Поэтому где-то с краю уже начинают визжать пилы, а какая-то техника роет землю. Но он надеется, что далеко это не зайдёт, и он по-прежнему будет радоваться жизни в райских кущах заповедного кусочка северных склонов Кавказских гор.
Мать, как всегда, интересовалась, всё ли хорошо у «её дорогого Фитунчика», а то материнское «сердце-вещун» стало что-то волноваться. Писала она, что у них с отцом всё нормально, «все живы-здоровы». А заканчивалось письмо её традиционным «ждём ответа, как соловей лета». Когда-то давно ей очень приглянулась эта присказка, подсмотренная у людей, и с тех пор она непременно вставляла её в каждое своё письмо.
Прочитав оба послания, Фитун улыбнулся воспоминаниям, которые они вызвали в нем: беззаботное детство и учеба в начальной двадцатилетке, мечты о взрослой жизни, мать, штопающая ему рваные штаны, вечно усталый отец… Как давно это было…
Поднявшись на чердак, он опять сел любоваться солнечным закатом. Если не было дождя, он любил заканчивать день именно так. Чуть вдалеке на Речном проспекте возвышался над остальными домами силуэт «небоскрёба», про который сегодня ему говорил Харляк Брандохлыст. Зачем он вообще ему всё это рассказал? Вроде и темы не было такой. Так, разговор поддержать? Русалки, болотницы какие-то… «Мне-то какое дело? Пусть разгребаются с ними кому положено, а у меня своих заморочек хватает», – Фитун положил голову на руки и задумчиво смотрел на опускающийся солнечный диск.
После заката солнца он в самом благодушном состоянии духа обошел свои владения, проверяя, всё ли в порядке. Как обычно, где-то что-то подправил, где-то что-то закрыл, кому-то подложил подушечку, у кого-то выключил зря работающий телевизор, а кое-кого пришлось тихонько щелкнуть по носу, чтобы не дремал с зажжённой сигаретой в руке.
А в это же время в подвале дома №23 на одном из ящиков рядом с Брандохлыстом сидел тип в богатой бобровой шубе, не смотря на лето, и в такой же шапке.
– Думаешь, выйдет твоя задумка? – повернулся тип к Харляку.
– Не знаю, не знаю… – тот сидел задумчивый, тихонько теребя пальцами свою снежную бороду. – Опыта у него маловато, это правда. Горячий шибко, но стержень какой-то есть в парне. Да у нас с тобой и выбора-то особого нет. А тут как раз случай подворачивается – вот и узнаем, будет толк из него, или нет.
– Да, выбора у нас нет, это точно. Нет, к сожалению, пока спецов по болотницам. Ладно, время покажет. Но сильно затягивать это дело тоже нельзя, не то испоганят они нам дом окончательно. В общем, ждем максимум три месяца, а потом, если ничего не выйдет, придется решать вопрос как-нибудь по-другому.
