хлеб.
– Он что, видел Давида? – взволнованно спросила женщина.
– Да, видел, сестричка. Но он – человек, принявший истинную веру.
– Язычники не могут принять истинную веру.
– Я же говорю тебе, он такой же, как ты, а на внутренней стороне его запястья я видел татуировку ’IXΘΥΣ…
Не успел он договорить, как кто-то тихонечко постучал. Шимон поднялся, чтобы встретить входящего, и произнес:
– Мария, это – Лонгин, наш гость. Я пригласил его разделить с нами наш скромный ужин.
Центурион подошел ближе, и стало видно его лицо. Как только Мария встретилась с ним взглядом, она побледнела и выронила из рук оловянную чашу, которую собиралась поставить на стол. Медовые лепешки, лежавшие в ней, разлетелись по полу.
– Что с тобой, Мария? – забеспокоился Шимон.
Чтобы устоять на ногах, она схватилась за край стола. Смущенный Лонгин прочел такую же враждебность во взгляде женщины, как и во взгляде ее сына.
– Позвольте мне… объяснить вам… – запинаясь, промямлил он. – Я пришел сюда, чтобы попросить у вас…
– Я не хочу видеть в своем доме этого человека, – проговорила Мария ледяным тоном, который ее сын и деверь слышали впервые в жизни.
– Но, в конце концов… – запротестовал Шимон.
– Я уже все сказала, – отрезала она.
Лонгин повернулся и вышел, понурив голову.
– Что с тобой, сестричка?
Не обращая внимания на замечание зелота, Мария присела напротив сына и пробормотала:
– Тот, кто ест, не благословив пищу, совершает святотатство. Давид, а где твое благословение?
Снова пораженный реакцией матери, юноша зажмурился и пробормотал:
– Благословен будь, Всемогущий наш Господь, посылающий хлеб на землю…
Удаляясь от дома, Лонгин еще раз взглянул на светящиеся окна. Вся семья сидела за столом, но, похоже, беседа не оживляла ужин. Центурион чувствовал себя виновным в этом и не мог стереть из памяти тот взгляд Марии. Нет, он не рассчитывал на радушный прием, но ему предстояло, несмотря на все унижения, которые только можно выдержать, найти способ поговорить с ней.
Вернувшись в овчарню, он почувствовал странное, непонятно чем вызванное волнение. Все погрузилось в полутьму, и лучи лунного света едва ли могли что-то осветить. Он почти ничего не видел, но чувствовал, что там кто-то есть.
Внезапно его лошадь заржала и встала на дыбы. Она не просто звала его, скорее это был крик ужаса.
И тут Лонгин заметил пятнистую шкуру какого-то хищника, проскользнувшего между животными. Овцы в ужасе заблеяли как резаные. Бывший трибун бросился к своим вещам, чтобы достать лук. Зверь уже вцепился в шею одной из овец, но из-за возникшей толчеи не смог удержать добычу. Почувствовав присутствие человека, хищник решил броситься наутек.
Увидев несущегося по темной долине зверя, Лонгин помчался вдогонку. Подбежав к изгороди, он вскинул лук и прицелился.
Встревоженные
