армянского купца из контрадо Айоц-Берд, – пояснил аптекарь.
– Но она не похожа ни на армянку, ни на гречанку, – заметил Ридольфо. – Я только у венецианок видел такие золотые волосы, да и то они ведь добиваются подобного цвета, высиживая в особых шляпах под солнцем и обсыпая волосы разными пудрами. И черты лица у этой девушки совсем не восточные.
– Марина – славянка, и у нее северная красота, – сказал Эрмирио.
– Марина? Ее зовут Марина? – спросил молчавший до сих пор Донато. – Но ведь это романское имя.
– Да, а что тебя удивляет? – откликнулся аптекарь. – Славянские женщины носят не только греческие, но и римские имена.
– Марина означает «морская», – пробормотал Донато с задумчивым видом. – Морская дева…
– А купец Андроник, кажется, богат? – поинтересовался Лукино.
– Не то чтобы очень, но довольно состоятелен, – ответил Эрмирио.
– И много у него наследников, кроме этой Марины? – продолжал допытываться генуэзец. – У него ведь, наверное, есть и родные дети?
Эрмирио принялся охотно рассказывать:
– Его дети и первая жена умерли во время чумы. Потом он женился вторично, но его вторая жена умерла при родах, осталась дочь Рузанна, которая давно ушла жить в монастырскую общину. Еще у него был от одной гречанки побочный сын Григор, которого Андроник признал, взял в дом и даже назначил своим наследником. Но несколько лет назад они поссорились, Григор ушел в плавание, да так и не вернулся, утонул во время шторма. И теперь у Андроника единственный наследник – его сын от третьей жены, славянки, матери Марины. Ну а за падчерицей, я думаю, прижимистый Андроник большого приданого не выложит. Он хочет отдать ее замуж за Варадата Хаспека, который и без того богат, так что приданого не потребует.
– Варадат? Это такой краснолицый торговец невольниками? – уточнил Лукино. – Кажется, я его знаю.
– Уж не хочешь ли ты отбить у него невесту? – насмешливо поинтересовался Ридольфо.
– Зачем зря стараться? – пожал плечами генуэзец. – В таких контрадо, как Айоц-Берд, царят строгие нравы, там с девушками из приличных семей не развлечешься. А для женитьбы я, видит Бог, не дозрел. Или, наоборот, перезрел.
– А в самом деле, что тебя удерживает от женитьбы? – подзадоривая Лукино, спросил молодой флорентинец. – То обстоятельство, что девушка православная, а не католичка? Так ведь здесь, у вас, я слыхал, даже поощряются браки генуэзцев с местными женщинами, какой бы веры те ни держались. Так ведь, дядя?
– Да, – подтвердил Эрмирио. – Женившись на местной, генуэзец получает денежное вознаграждение и льготы на строительство дома. И дети от такого брака будут считаться полноправными генуэзцами. И это, по-моему, весьма разумно, потому что в Кафе латиняне уже оказались в меньшинстве по сравнению с другими народами.
– Мне такой способ обогащения ни к чему, я и так, слава Богу, не бедствую, – отмахнулся Лукино. – Это вот им, молодым
