style="font-size:15px;"> Его обдало холодом – а вдруг кто нашёл кошелёк с золотом,
да пытают ума? Да куда же задевался проклятый? – Он снова уставился в пол глазом и так сидел некоторое время.
Петька прятал свой клад усиленно – сегодня здесь, завтра в
другое место. Думал купить что-нибудь на них, но вытащит большую тяжелую медяшку из кошелька, покрутит, повертит, да и снова положит: нет, это старые, старинные какие-то, даже мамка не
ищет – они негодные, и снова положит. Интерес к таким деньгам
наконец пропал. Петька залез на чердак своей избушки без всякого интереса и тайностей положил на боровке этот кошелек, где
лежала каменная плитка, на неё и положил кошелек Петька.
На чердак лазил только он за вениками да мамка – это она в год
раз или два – посмотреть, да замазать глиной чердачную трубу.
Прошла вся зима, наступило лето, а деньги все лежали на чердаке. Весной потекли ручьи, на крышах таял снег. На их крыше
снега было много, он слежался, таял лениво, а крыша-то слабая,
старенькая. Отец послал Петьку: «Слазь-ко, Петенька, сгреби лопатой снег с крыши, не то провалит крышу-то». Петька мигом
шмыгнул наверх, и не прошло и часа, как навалил он у крыльца
гору снега и убежал куда-то. Мать месила в избе глину – что-то
дымить стала печь, наверно, оттепель, а в трубе закуржавел снег,
дым не проходит. Дома был один отец. Мать залезла по лесенке
на чердак, отец подал в ведре глину и ушел к соседям. Подошла
мать к боровку, поставила ведро и ахнула: лежит кошелек на самом видном месте.
– Кто, кроме Петьки, его тут положит? – взяла в руки, – так
и есть: кроме денег, тут уже лежат большие желтые пуговицы
с гербом на медяшке. – Ну, варнак, я тебе всыплю! Сколько раз отец
спрашивал, а он как ничего и не знает, молчал, но, сатанёнок!-
взяла его в руки и забылась. Простояла, наверное, долго, слышит
– отец кричит: «Чего там, засохла, аль пропала, а Арина?»
Арина очнулась, наспех сунула в карниз кошелек, придавила
половинкой кирпича и проворно подошла к краю:
– Сейчас я слезу, немного осталось.
Отец ушел, а мать скорей разломала то место в боровке,
быстро очистила от золы, копоти и другого кирпичного хлама,
замазала снова и слезла вниз. Она металась по избе, проворно управляясь с привычными домашними делами, и все никак из головы не шло: отдать или не отдать,а вдруг возьмёт да и снова забросит,а
деньги-то, ой какие, – или уж не говорить ему?
Ночью спать не могла, крутилась с боку на бок – что делать с
этими деньгами – или уж выкинуть и не сказать мужу – тоже плохо, потом что будет? Решила: будь что будет, и все же не сказала.
Ходила, как в рот воды набрала, как чем-то недовольная. Нужда
давила, сосала, но взять из тех денег не могла: вдруг
