пишу эти заметки.
Вербой я назывался в тот неспокойный период своей жизни, когда с особым рвением отдавался в руки соблазнов мира, плывя по течению приходящих и уходящих мимолётных желаний. Тогда я пребывал в поисках всевозможных развлечений для пополнения жизненного опыта и даже не задумывался о последствиях.
Н. – мой и, соответственно, Вербин друг. Ещё один парень – случайный знакомый Вербы. Он был из тех людей, которые прекрасно справляются с ролью сиюминутного собеседника, но не более того.
Втроём они возвращались зимней ночью из бара, в котором все много выпили, из-за чего, в особенности у Вербы, мысли мгновенно превращались в слова. Говорили они всё, что приходило на ум без разбора.
Верба ценил своего друга Н. и искренне считал его умнее себя, и потому стремился всем новым знакомым представить Н. в лучшем свете. Перед тем как Н. присоединился к их компании в баре, Верба уже успел рассказать своему знакомому, что Н. невероятно умён, и с ним есть о чём поговорить.
В ту ночь, тем не менее, Н. не говорил Вербе, что он его лучший друг, и тем более не заговаривал о том, какой Верба странный и «двоякий». То, что Верба его лучший друг, Н. сообщил ему лишь однажды. Это случилось, когда они уже закончили одиннадцатый класс, сдали экзамены и на радостях отправились отмечать в бар недалеко от школы. Там они, естественно, хорошо напились, а потом на улице Н. ни с того ни с сего сказал те слова. Для Вербы это было важно, поэтому он запомнил.
Про «двоякость» разговор тоже происходил в иных обстоятельствах. Тогда Н. обращался не непосредственно к Вербе, а к одному из своих друзей, с которым познакомил и Вербу. Они сидели на кухне и вновь выпивали, вспоминая школу, совместную учёбу и одноклассников. Тогда-то зашла речь и о Вербе, и Н. говорил, что Верба был и религиозным, защищал Бога и так далее, но также и часто вёл себя неадекватно – лазил по деревьям, колол пальцы циркулем и подкрашивал кровью свои карикатурные рисунки в тетрадках на полях, разбивал тарелки об голову в школьной столовке и т. д. Для Вербы это было важным, поэтому он и это запомнил.
Поэму «Чёрной Человек» Есенина Н. действительно рассказывал Вербе пару раз. В ту же зимнюю ночь, когда они возвращались из бара, Верба вновь попросил прочесть её, но не для себя, а просто, чтобы его знакомый ещё раз убедился в том, насколько Н. «умный и способный друг». Может, так он пытался самоутвердиться? Проекция чужих достоинств на себя? Весьма возможно. В общем, Н. не помнил поэму до конца, и они быстро перешли к другой теме пустого разговора. Верба помнил только, как он действительно прокричал раза 3–4 «Чёрный Человек!» на всю улицу, но на том воспоминания и заканчиваются.
Верба никогда не видел в действительности Чёрного Человека. Просто этот образ он понимал как метафору зла. Я же, то есть Верба в прошлом, но Якоб в настоящем, понимаю образ Чёрного Человека шире и несколько под другим углом. Не побоюсь прослыть занудой и немного порассуждаю на эту тему. Это ведь позволительно? Всего страничка печатного текста на рассуждения, уж не обессудьте.
Для
