Тюльпанов – вот здорово! У меня прямо под ложечкой засосало, как от голода, – так захотелось, чтобы кто-нибудь понял, что я и есть тот самый адмирал.
Эй, тюльпаны! Я даже на ноги вскочил – так мне захотелось сразу созвать всех под знамя. Знамя у нас будет белое с красным тюльпаном в верхнем углу. И герб тоже с тюльпаном. И барабан. Эле, ты ведь барабанщица. Бери свои палочки и – трам-та-рам! – бей сбор. А ты, Михиелькин, будешь поваром, потому что любишь поесть. Боолкин назначим казначеем: ей нравится раскладывать ракушки. Пьер и Помпилиус станут бойцами. Грудь вперед – рррр! – на врага. А Караколь… Неужели назначать его шутом, как и положено в каждом братстве? Ну пусть не шутом, пускай будет кем хочет.
«Военное Братство тюльпанов»! Тюльпаны против испанцев!
Я так размечтался, что мне уже мерещилось, как в клубах пыли мчатся на армию Филиппа войска. А впереди на черном коне адмирал. В одной руке шпага, в другой – знамя. А там уже на рейде стоят корабли, по трапам идут колонны свирепых зеландцев – тоже войска тюльпанов. Пушки гремят, визжат ядра. И падает закопченное испанское знамя…
Ух, здорово!
Потом я почесал затылок и посмотрел на Эле. Слабая девчонка. Подумал про Михиелькина и Боолкин: какой от них толк? Пьер и Помпилиус, хотя и силачи, но ничего не смыслят в военной науке. А Караколь вообще отказывается воевать.
Да, несладко нам, видно, придется. Пожалуй, от меня только будет толк. Да что говорить, на улице Солнечная Сторона я поколочу любого. А как я дразнил испанца? Нет, со мной шутки плохи. Вот поучусь стрелять и бросать нож в доску, то ли еще будет! Ничего, тюльпаны, не пропадете с таким командиром!
Пока я размахивал руками, прибежал Михиелькин и сказал, что перед домом стоит Слимброк и уговаривает Караколя продать ему Эле.
Как, нашу барабанщицу? Я выбежал на улицу.
– Смотри, шут, – говорил Слимброк, – я мог бы тебя засудить и тогда бы уж взял девочку без помехи. Но я даю тебе целых десять флоринов. За что? Конечно, не за ее душу. Тут не торгуют людьми. Даю тебе десять флоринов за то, что лишаю барабанщицы. Беру ее к себе в дом. Одену ее, как полагается, отдам в школу… Очень мне нравится девочка. Нечего ей с тобой шататься, пора и о жизни подумать.
– А, это ты, Кеес, – сказал Слимброк. – Я на тебя не сержусь, чего не бывает. Где эта миленькая девочка? Веди-ка ее сюда. Дам и тебе целый флорин.
– Почтенный горожанин, – сказал Караколь, – зачем мне твои флорины? Она мне, может, как родственница…
– А мне будет дочка, – сказал Слимброк. – О том и речь. Научу ее прясть, сбивать масло…
Караколь засмеялся и щелкнул пальцами.
– Чего смеешься? Разговаривать ее научу. Ты ведь сказал, что она молчит все время?
– Конечно, молчит, – Караколь улыбался. – Зачем тебе такая?
– Люблю молчаливых. Так что, по рукам?
– Почтенный горожанин… – Караколь перешел на
