туристки, ни шумные испанские семьи с неизменными двумя-тремя долговязыми подростками, ни самоуверенные американцы, чувствующие себя как дома практически во всех уголках мира, ни даже соотечественники с привычкой делать селфи во всех мало-мальски значимых местах Европы и не способные затем внятно прокомментировать, что же такое они посетили, и чем это место так важно для истории и для них лично.
Совсем рядом зазвучал хорошо знакомый любой русской женщине чуть хрипловатый и мрачный голос Сальваторе Кутуньо с ласковым прозвищем Тото. «О, да, – подумала Анна. – Атмосферно. Если бы он сейчас вышел вот из-за той колонны в своем белом шарфе и с микрофоном в руках, я бы даже не удивилась». Окинув быстрым взором публику кафе, она обнаружила, что не только ее тронули приятные воспоминания о знаменитой итальянской эстраде конца прошлого века. Заулыбались даже серьезные французские дамы в двух столиках от Анны. Им было лет по шестьдесят пять, и, несомненно, харизматичный Кутуньо оставил когда-то в их двадцатилетних сердцах жгучий тосканский след.
Песня об истинных представителях гордого народа Италии стихла, и в образовавшуюся паузу вновь потянулась тонкой струйкой тихая, едва уловимая витиеватая мелодия. Анна невольно напрягла слух, чтобы уловить ее мотивы. Опять эта старинная музыка. Она не сочетается с шумными посетителями маленького тесного уличного кафе и галдящей толпой! Ей не соответствует ни одна вывеска на площади! А как она созвучна могучему фонтану в центре пространства, который явно ровесник этим переливам. Наверное, уличный музыкант перебирает струны лютни.
Да! Точно! Лютня! Не гитара! Как же она сразу об этом не догадалась! Но получается, что он, этот невидимый музыкант, перемещается по всему городу?
Подняв глаза, Анна увидела симпатичного высокого худого официанта, с улыбкой протягивающего корзиночку со счетом. Расплачиваясь, она поинтересовалась, что за музыку слышит. Официант как-то странно улыбнулся и, то ли сделав вид, что не понял вопроса, то ли ответив, что ничего не слышит, мгновенно исчез в недрах кафе. Анна медленно встала и вышла из-под огромного полотняного зонтика.
Солнце мгновенно начало облизывать плечи и шею Анны острыми и жгучими лучами, похожими на огненные языки костра. «Надо что-то делать. Так меня изжарят здесь в первый же день аки ведьму. Или как Бруно!» – подумала Анна и, сверившись с картой, поняла, что как раз рядом та самая аптека, куда ее и вела подруга-интуиция. А при чем тут ведьмы и Бруно? Этого горемыку-фантазера сожгли аж в тысяча шестисотом году. Что за мысли? От жары, наверное.
Размышляя о неудобствах, причинённых солнцем, методах борьбы с этими неудобствами и о бедняжке Бруно, она завернула за угол и оказалась возле Santa Maria della Scala. И опять, где-то совсем рядом, по всей видимости, сидел тот самый уличный музыкант-лютнист и сплетал неспешную старинную мелодию, потому как звуки усилились. Анна резко обернулась и начала быстро рассматривать дома напротив церкви. Ее взгляд остановился на одном, желтого цвета, скрюченном, словно старик от радикулита, чуть поодаль вниз по улочке,
