Степу, так, что тому стало неловко.
Степа отмахнулся:
– Временное.
– Не заметишь, как станет постоянным, – проговорил старик. – Не в моих правилах учить, но…
– А в книжках вы не учите жизни? – удивился Степа.
Матвей, молча покачав головой, достал две чашки и стакан с отколотым краем. Заварил один пакетик чая на всех, положил сгущенки в каждую чашку, отковыряв ее со дна.
– У меня здесь персонажей – видал сколько? По коридору бегом бегают или ноги таскают… В каждой такой комнатке – роман с продолжением, пиши не хочу. Кого тут только нет! Беженцы всех родов и видов.
– В смысле? – не понял Степа.
– Все откуда-то или от кого-то бежали. Кто от войны, кто от родных, кто от неудач, кто за счастьем в Москву, кто от самого себя. Вот я и наблюдаю за ними. И не писать не могу, я уже тебе говорил. Я, кстати, еще недавно сутки-трое работал, так у меня побольше денег было. Гошу даже в детский театр водил, билеты на пятый ряд покупал. Но теперь всё – возраст, погнали. Кому такой сторож нужен!.. И в дворники не берут, там все братья и дяди вот этой чумазой мелкотни, которая сейчас по коридору бегала, работают. Вдесятером наш палисадничек метут. Я когда-то его за полчаса утром убирал.
– Вы работали дворником? – изумился Степан.
– А что тут такого? Поэты всю дорогу истопниками работали, да кем только не работали! Не всем же в Переделкино да в Америке жить.
– Удивительно…
– Да, я пробовал в школе работать, когда моложе был. Но сил и нервов столько уходило – на написание книг совсем ничего не оставалось. А у меня же читатели, они ждут, письма пишут вот мне в Интернете…
Степа слушал с сомнением, поэтому Матвей, ухмыльнувшись, открыл что-то в компьютере, кивнул:
– Хочешь, вот, посмотри! Пишут мне…
– Да нет, ладно, я верю… Просто странно… Неужели вам так хочется писать, что вы добровольно живете вот так… – Степа обвел глазами комнатку.
– Мне нравится, как я живу! – рассердился Матвей. – Я хорошо живу! Сам с собой в ладу. Мне всего хватает. Не нравится – не живи так. И сейчас уходи, всё! Мне работать надо, главу заканчивать. А то я выйду оттуда и иногда войти обратно не могу.
– Откуда? Куда? – не понял Степа.
– А из того мира, – совершенно серьезно ответил Матвей. – Это ведь мир параллельный. Я ничего не придумываю. Это там есть. И я иногда вижу, слышу, иногда зайти туда могу. А иногда – всё. Закрыто – и всё тут. Ничего не вижу, не знаю. Схематически придумать могу, а всё мертвое, потому что придуманное. А вот когда дверца-то открывается – то всё по-живому идет. И отклик тогда другой. Женщины Вере Лялиной пишут, рассказывают о своих судьбах, кто совета просит, кто хочет, чтобы она, то есть я, написала о них…
– И вы пишете? – осторожно спросил Степан, потому что всё больше убеждался, что дед Гоши – человек необычный. «Старик»! Известная писательница Вера Лялина, а не просто старик!
– Иногда. Но это всё не то. Главное всё – там… – Матвей показал куда-то мимо Степы, мимо окна, мимо всего. Лицо у него стало мечтательным.
