их на своём сердце?!
– А я-то думал, Джек, что ты нашёл своё место в жизни… – пораженно говорит Эдвин Друд, смотря с тревогой на своего старшего товарища.
– Да знаю я… Все так думают.
– Конечно, все! – соглашается Эдвин. – И даже Киска мне так говорила!
– Когда это она такое сказала?
– Тогда ещё, в прошлый мой приезд. Ну ты помнишь – три месяца назад.
– А что именно она сказала?
– Ну только, что она занимается теперь с тобой музыкой, и что ты просто рождён для своей профессии.
Младший из собеседников поднимает глаза на портрет. Старший же и так не спускал глаз с них обоих.
– Что ж, дорогой мой Нэд, – говорит потом мистер Джаспер, кивая с какой-то мрачной решимостью. – Значит, придётся мне покориться судьбе, если уж я оказался таким рождён. Да и менять теперь что-то было бы уже поздно… Но пусть это будет наша с тобою тайна.
– И я свято её сохраню, Джек.
– Я рассказал это тебе потому, Нэд…
– Я знаю. Потому, что ты любишь меня и доверяешь мне так же, как и я тебе. Потому, что мы с тобою – лучшие друзья. Вот тебе моя рука, Джек!
И так они стоят – рука в руке, глаза в глаза – а мистер Джаспер продолжает:
– Я рассказал тебе это, Нэд, чтобы ты знал: даже такой скучный, закопавшийся в своих нотных бумагах человек, как твой дядюшка-хормейстер, может порою о чём-то мечтать, чего-то хотеть добиться, быть неудовлетворённым судьбой, работой, всем своим существованием…
– Я это понял, Джек.
– И ты это не забудешь?
– Ни за что, Джек. Разве я выгляжу человеком, который может забыть то, что ему с такой добротой доверили?
– Хорошо. Пусть это послужит тебе предостережением.
Отступив на шаг, Эдвин недоумённо вглядывается в лицо Джаспера, пытаясь постичь смысл его последних слов. Потом с чувством отвечает:
– Я, конечно, пустоголовый и легкомысленный парень, Джек, и мало что видел в жизни. Я ещё молод, я ещё наберусь опыта, но даже тот, который я уже имею, подсказывает мне – от всей души подсказывает! – как благородно с твоей стороны это было: раскрыть передо мной свою душу, чтобы предостеречь меня ввиду грозящей мне опасности.
Мистер Джаспер вдруг каменеет лицом, и в фигуре его проступает такое напряжение, что он, кажется, забывает даже дышать.
– Конечно, я заметил, Джек, – продолжает меж тем Эдвин Друд, – что тебе это нелегко далось. Я же видел, что ты и на себя не был похож, что ты совсем другим стал. Конечно, я знал, что ты очень ко мне расположен. Но что ты, можно сказать, принесёшь себя в жертву ради меня – нет, к этому я готов не был.
Мистер Джаспер безо всякого видимого перехода становится вдруг снова подвижен, переводит дыхание, улыбается и облегчённо машет рукой.
– Нет, Джек, не отказывайся
