с ягодной водой и начал жадно пить.
И вдруг замер.
В доме было что-то не так. Он почувствовал это сразу, как вошел, но усталость и боль заслонили всё. Что-то такое было… не чужое и не враждебное – да и как бы оно проскочило мимо собак? – но тревожное.
Айк вернулся в общую комнату. Огонь зажигать не стал – он с легкостью обходился без него. Постоял, прислушиваясь. Но услышал лишь негромкий шум леса за толстыми бревенчатыми стенами.
Медленно вдохнул и выдохнул. Старое, чуть отсыревшее дерево, ветхая ткань, козьи шкуры, дым от камина. Застарелые запахи людей и пищи – родные, безопасные. Их не замечаешь, в них привычно расслабляешься и чувствуешь себя дома.
Айк снова втянул воздух носом… да, вот оно! Этот запах он не перепутал бы ни с чем и никогда в жизни.
Сердце у него упало. Чтобы убедиться, Айк выскользнул в переднюю и пощупал висящую на крюках одежду. Пальцы наткнулись на тяжелую, плотную ткань знакомого плаща.
– Всемогущий! – чуть слышно простонал он. – Только не это!
Черный плащ с непонятной желтой вышивкой – перекрещенные меч и кнут – принадлежал отцу Айка, Эдварду Райни.
2
Увесистая тяжесть шлепнулась Айку на ноги, и тонкий голосок пропищал:
– Айк, помоги! Ааааа!!
– Ябеда! Вот тебе!
Ноги придавило ещё сильнее, и Айк приподнял голову с подушки.
– Всемогущий, что ж такое…
В ответ – звук смачной плюхи и громкий рев. Айк с трудом сел и протер руками глаза. По ощущениям, он и десяти минут не проспал. Но сквозь частый переплет окна лился яркий свет – значит, солнце уже поднялось над лесом.
Эйвор на соседней кровати пошевелился и с недовольным стоном накрыл голову подушкой.
– Тихо, тихо, – пробормотал Айк, – что случилось?
В ногах, скорчившись, точно два зверька, сидели Мэйди и Лурдес. Жесткие черные волосы торчат во все стороны, поцарапанные коленки еле прикрыты драными ночнушками. Смуглое, широкоскулое личико Лу залито слезами.
– Она… она взяла моё платье! – Мэйди захлебывалась словами от злости. – Она…
Лурдес пыталась возразить, но рыдания мешали ей выговорить хоть слово. Она обеими руками вцепилась в скрытую одеялом ногу Айка.
– А что такого-то? У вас же одинаковые платья, – отчаянно зевая, поинтересовался он. – Ну хватит, Лу, не плачь!
– Не одинаковые! – прошипела Мэйди. Темные глаза её сверкали от ярости. – Моё с бахромой, я сама сделала, а она…
– Ж…жа-аадина! – прорыдала Лу, размазывая кулаками слезы.
Айк вздохнул и начал заново связывать в хвост пушистые, непокорные волосы.
Близняшкам было всего по три года, но драться они, кажется, начали ещё в колыбели. Каждый день дом оглашался ревом и звуками потасовок. Сестры были коренастые, крепенькие, как грибы-боровички и спуску друг другу не давали. Но
