время он так знаменит; узнал, как он объявил о намерении включить Кувейт в состав своей страны, утверждая, что, в соответствии с историческим прецедентом, Кувейт всегда был «неотъемлемой частью Ирака»; как Кувейт воззвал к ООН и попросил о военной помощи, которую ему и пообещали американский президент мистер Буш и его друг британский премьер-министр миссис Тэтчер. Я узнал о британских и американских заложниках, или «гостях», задержанных в отелях Ирака и Кувейта. Посмотрел множество повторов той сцены, когда Саддам Хусейн демонстрировал «гостей» перед телекамерами и обхватывал руками стойкого ребенка, которого от этого прикосновения передергивало.
Два-три раза ко мне заходила Фиона. Мы пили прохладительные напитки и разговаривали, но что-то во мне, видимо, ее настораживало, и она рано отправлялась на боковую. Мне же говорила, что ей трудно засыпать.
Иногда, лежа без сна в душной темноте, я слышал за стеной ее сухой раздраженный кашель. Стены у нас в доме не очень толстые.
2
Поначалу я не слишком надеялся, что моя стратегия принесет плоды. Но через две недели неожиданно позвонили оба издателя и назначили мне встречи в один день: «Павлин-пресс» ближе к вечеру, а утром – более престижная фирма, которая ранее имела честь считать меня одним из самых своих многообещающих молодых авторов. (Впрочем, это было давно.) Довольно маленькое, но уважаемое издательство, что большую часть века вело свои дела из особняка на георгианской террасе Кэмдена. В последние годы издательство поглотил американский конгломерат, и оно переехало на седьмой этаж высотного здания около Виктории. Около половины персонала пережило это потрясение, и среди них – редактор художественной прозы, сорокалетний выпускник Оксфорда Патрик Миллз. Мы договорились встретиться с ним незадолго до лата, примерно в половине двенадцатого.
Поездка обещала быть не слишком сложной. Сначала предстояло дойти до станции метро, а это означало прогулку через парк, по мосту Альберта, мимо домов-крепостей сверхбогатеев на Шейн-уок, по Ройял-Хоспитал-роуд и на Слоун-сквер. Остановился я лишь однажды – купить шоколадку («Марафон» и «Твикс», если память не изменяет). Стояло еще одно неистово жаркое утро – никак не удавалось избежать пелены жирного черного смога, который извергали зады автомобилей, грузовиков, фургонов и автобусов: он тяжело висел в воздухе, и приходилось чуть ли не задерживать дыхание, пересекая оживленные перекрестки. Но едва я прибыл на станцию и стал спускаться на эскалаторе, едва впереди открылась платформа, я сразу понял: битком. В движении произошел какой-то сбой, и поезда не было, наверное, минут пятнадцать. Хотя ветка, идущая через Слоун-сквер, не особо длинная, от непрерывного движения эскалатора я почувствовал себя Орфеем, спускающимся в преисподнюю в окружении всей этой толпы бледных и печальных людей, а солнечный свет, только-только оставшийся позади, уже казался мне далеким и смутным воспоминанием.
…perque leves populos simulacraque functa sepulchre…[14]
Четыре минуты спустя
...сонмы бесплотных теней, замогильные призраки мертвых…
