золотые часы, спросил:
– Посылку готовили, господин нацист?
Офицер мрачно молчал, медленно перебирая пальцами пуговицы на мундире.
Когда пленных выводили из землянки, майор Чистяков неожиданно остановил их:
– Одну минуту. Я хочу выяснить еще один вопрос.
Майор подошел с листком в руках к Адольфу Шульцу:
– Вы не можете объяснить, что означают вот эти цифры?
И он прочитал на листке: «1 августа – Кингисепп, 3 августа – Волосово, 5 августа – Ропша, 7 августа – Красное Село, 9 августа – Урицк, 15 августа – Ленинград».
– Это есть приказ фюрера… В нем указывается, когда и какой пункт ми должен захватить.
Майор Чистяков сквозь сжатые зубы сказал:
– Опаздываете, господа. Ведь по советскому календарю сегодня уже тринадцатое…
Пленных увели в штаб полка. Окружив комбата, мы увидели, как он скомкал листок и бросил его на пол:
– Никогда не бывать им в Ленинграде!
Первое ранение
В сумерках, до начала ночной перестрелки, мы выходили из блиндажей, усаживались за задним бруствером траншей. Хотелось подышать свежим воздухом, поговорить с товарищами и помечтать о доме.
Рядом со мной на траве лежал, распластавшись, Романов. Он дремал. Сержант Акимов поддел штыком под дужку солдатский котелок, принес сваренную кашу, поставил на землю. Ели мы с большим аппетитом, обжигая губы железными ложками. Но слева от нас стали рваться мины, и пришлось уползти в траншею. Потом к минометной стрельбе присоединилась артиллерия, в небе загудели моторы. Мы ждали ночную атаку врага, но она не последовала.
Действия противника на нашем участке фронта становились судорожными, лихорадочными. Чувствуя нарастающую силу нашего сопротивления, командующий немецкой группой армий «Север» фон Лееб, несмотря на огромные потери, бросал в наступление все новые и новые части, лишь бы захватить Ленинград.
Несмотря на беспрерывную стрельбу, разрывы снарядов и мин, в промежутках между атаками многие из нас ухитрялись спать крепким сном, сидя на корточках, прислонясь к стенке траншеи. Обычно нас будили выкрики: «Немцы!» В таких случаях сон проходил моментально.
Мы с Романовым стояли у изгиба траншеи. Впервые я заметил на лице своего друга грусть.
– Дружище, – сказал Романов, – если что случится со мной, обещай исполнить: ничего не сообщай матери, она и так плоха здоровьем.
– А ты что думаешь, я бронированный? – удивился тогда я.
И в это время показались вражеские танки. Они шли в атаку развернутым строем, мчались по полю с большой скоростью, ведя огонь из пушек и пулеметов. Пехота не успевала за ними, немецкие солдаты бежали и стреляли на ходу, путались в высокой ржи, падали, поднимались, крича свое: «Ля-ля-ля!»
Над нашими головами с пронзительным визгом пронеслись снаряды. Чьи они, мы не знали, но, когда с трех головных танков врага слетели тяжелые броневые башни вместе с пушками, все стало ясно. Наша крупнокалиберная артиллерия пришла нам на помощь, она прямой наводкой расстреливала вражеские
