в сапогах на шпильке, но Женя вовремя подхватил ее и помог подняться в машину. Потом он пропустил меня и влез сам.
Очевидно, микроавтобус использовали для различных целей, в том числе и для перевозки преступников на небольшие расстояния, поэтому полукруглые окна, которые шли по верху машины, были наглухо заварены листовым железом. От кабины нас отделяла железная стенка с зарешеченным окошком. Там торчали головы Хвостова и Алика.
Женя захлопнул дверцу – в салоне стало темно, как в контейнере. Машина мягко выехала со двора. Я ни черта не видел и не имел ни малейшего представления, куда мы едем. Смыслов сидел и тупо смотрел себе под ноги. Динара вполголоса говорила что-то Жене, он учтиво кивал ей. Никому до меня не было ни малейшего дела. Я тоже замкнулся в себе и принялся мысленно прикидывать начало очерка. Получалось неплохо, но несколько витиевато.
Машина долго кружила по городу. Наконец движение замедлилось, и Хвостов с Аликом стали внимательно вглядываться в номера домов.
– Кажется, прибыли! – донесся голос Хвостова. – Вон люди стоят. И как только узнают обо всем?
Машина замерла. В обратном порядке мы сошли на дорогу. Я обогнул микроавтобус – и остолбенел… Наша машина стояла напротив подъезда Тани. Огляделся – да это же тот дом и подъезд, которые я покинул несколько часов назад. Мышцы внизу живота неприятно напряглись. На негнущихся ногах я последовал за опергруппой.
«Поднимемся выше!» – успокаивал я себя. Но нет, на втором этаже, у приоткрытой двери Таниной квартиры, стоял крепыш милиционер с плоским скуластым лицом.
– Участковый инспектор старший лейтенант Адаев, – приложил он руку к козырьку фуражки.
Пожимая протянутую ладонь, Хвостов коротко спросил:
– Ничего не трогали?
– Нет, конечно. Как только я узнал о случившемся, сразу вызвал вас и остался у квартиры. Внутрь никого не впускал.
– Все правильно, – одобрил майор и, распахивая дверь, скомандовал: – Двоих понятых за мной!
«Может быть, обокрали?» – цеплялся я за соломинку.
В квартире стоял тяжелый тошнотворный запах. Вместе с понятыми, невесть откуда взявшимися мужчиной и женщиной, мы вошли в комнату Тани. Все здесь оставалось на своих местах: недопитая бутылка коньяку, несколько подвядших долек лимона и ветчины, рюмки. Скомканный халатик все так же свисает с магнитофона. Таня лежала в кровати, обрамленная золотом волос. Так могла лежать только мертвая. Голова неестественно запрокинута назад, на тонкой шее зияла глубокая поперечная рана. Только сейчас до меня дошло, что тот запах, который наполнял квартиру, был запахом смерти. Боже мой, я никогда не видел столько крови! Она насквозь пропитала матрас, расползлась по полу черной густой лужей. В ней валялись мои ключи.
– Закройте ее чем-нибудь, – голос Хвостова прозвучал в тишине голосом ворона.
Я почувствовал, что теряю опору под ногами. Стены, спины качнулись, поплыли
