– как пить дать, тринадцатый век.
– На эту икону еще наш дед Игорь Глебович молился, – обиженно насупился Давид, уловив критический тон Вячеслава. – Ее богомаз с самого Царьграда писал. Она у нас так и передается – от отца к сыну.
– Значит, двенадцатый век, – равнодушно поправился Вячеслав. – А все равно не Рублев.
Он небрежно замотал ее в кусок первой попавшейся на глаза холстины, сунул себе в заплечный мешок и через час, после раздачи последних указаний, в сопровождении половины дружинников из числа бравших Переяславль уже мчался по направлению к Константинову войску. Всех своих спецназовцев хитрый Вячеслав, не желая, чтобы они участвовали в возможной битве, оставил для поддержания порядка в городе, придав их Улыбе вместе с полусотней дружинников.
Пока преодолевали несколько десятков верст по раскисшей дороге, окончательно рассвело, и в стан Константина они прибыли лишь ближе к полудню, что все равно само по себе являлось своего рода рекордом, ведь в то время, когда парламентер князя Константина призывал Ингваря для переговоров в шатер к своему двоюродному дяде, Вячеслав только направлялся в Переяславль, а ныне, хотя не прошло и суток, возвращался победителем из взятого города.
Без предупреждения войдя в княжеский шатер, Вячеслав лишь утвердительно кивнул в ответ на вопросительный взгляд Константина, добавив:
– Мои обошлись и без цинковых, и без дубовых. А тут то, что ты велел привезти. – И он положил подле рязанского князя сверток с иконой.
– Исполать[43] тебе, воевода! – улыбнулся Константин.
– Та нема за що, – отозвался у выхода Вячеслав, предупредив: – Я тут малость вздремну неподалеку, с твоего дозволения, княже, но ежели что – буди сразу.
– Непременно, – пообещал Константин и повернулся к Ингварю. – Продолжим?
И повелеша Константине-княже учити воев своих строю бесовскаму, кой для русича вольнаго вовсе негожь. Тако же оторваша князь оный от рала честнаго смердов нещитаное множество и запустеша земля резанския, ибо не сташа в ей ратарей, но токмо вои едины. И возопиша народ резанский в скорби и печали безутешнай…
Дабы не гибли ратари, во ополченье беромые, дабы возмогли, ежели нужда буде, заместо косы мечом володети, а топором вострым не токмо древо в чаще лесной, но и главу вражью с плеч долой снести, повелеша Константине-княже собрати всю молодь с селищ и градов, едва токмо бысть убран урожай по осени. И учиша его воеводы оных юнот[44] тако: «Не токмо ежели порознь ворога лютаго встретить – беда смертная всем буде. Ан и вместях спасенья ждать неча, ежели вои ратиться не свычны».
А Константине-княже не токмо всех ратарей обучати повелеша, но и сына свово Святослава отдаша в учебу, дабы и княжич младой тако же возмог постичь все ратныя премудрости…
Хвала, слава (в восклицательном обращении).
Юнота – ученик.
