ты, княже Ингварь, неизмеримо слабее меня. Вои твои в моей власти – могу помиловать, могу… Тут все от тебя зависит. Ежели ты дашь мне роту, что нынче же уйдешь из рязанской земли, – я в спину бить не стану.
– А дружина, бояре, пешая рать? – растерянно спросил Ингварь, с трудом приходя в себя и понимая сейчас только одно: он будет жить.
– Твоих пешцев я распущу по домам… к весне. Во всяком случае, никого из них карать не стану. Хоть и показали они себя под Ольговом не воями, а скорее шатучими татями, но я их прощаю, так что вязать их и раздавать своим ратникам в обельные холопы не собираюсь. Дружина пусть оставит бронь и мечи, а самим тоже даю волю и право выбора. Если кто-то захочет уйти вместе с тобой – препятствовать не стану. То же самое с твоими воеводами и боярами, кроме… Онуфрия. Сей переветчик мне нужен.
– Я ему защиту обещал, – неуступчиво поджал губы Ингварь. – В том слово свое княжье дал, потому выдать его не могу.
– И это после всего, что я тебе про него рассказал? – удивился рязанский князь.
– И что? Пока что твое словцо супротив его, – парировал Ингварь.
– Но у меня есть видоки, что все было именно так, как я говорю, – напомнил Константин.
– Видоки-то все из твоей дружины, – пожал плечами переяславский князь.
– А Стожар?
– Ему б поверил, но он одно токмо и заладил: «Ежели Константин сказывает, стало быть, так оно все и было», а сам вовсе ничего не упомнит, – пояснил Ингварь.
– И все-таки Онуфрия придется выдать, – твердо произнес Константин.
– Помнится, ты сам сказывал, что слово княжье из злата и крепче булата. Али ты токмо про свое мыслил, а у князей-данников оно – медь звенящая и кимвал бряцающий?[47] Так, что ли? – горько усмехнулся Ингварь. – Ан памятаю я заветы свово батюшки, так что забрать силой ты его возможешь, а вот выдать…
«Из-за одной скотины отменять всю капитуляцию?» – задумался рязанский князь, видя, что его собеседник уперся не на шутку и миром Онуфрия нипочем не отдаст.
– Ну раз дал слово, – нехотя протянул Константин и согласно махнул рукой. – Ладно, забирай и его. А вот град твой, Переяславль Рязанский, я ныне беру под свою руку. Не хочешь принять в держание – твое право. Но и в твоем владении ему не бывать. Да и иные твои грады тоже забираю.
– Лихо ты меня, стрый-батюшка, – невесело улыбнулся Ингварь. – А не боязно тебе, что народ воев твоих во град мой не пустит?
– Тут уж не твоя печаль, княже.
– Да какой я ноне княже? Милостью твоей изгой я, да и токмо.
– Ты сам выбрал, – посуровел Константин. – А теперь скажи, согласен ли ты на слово мое, дабы кровь людей не проливалась попусту?
– Так ведь ты мне выбора не оставляешь.
– Выбор всегда есть. Даже при твоем упрямстве он еще остается – либо
Библейское выражение, которое употребляется в отношении пустых речей.
