и Мстислав, обычно добродушный и незлобивый, невзирая на все уговоры своего союзника, не захотел мириться с зятем – и к городу его не пошел, и даже видеть Ярослава не пожелал. Последнее из опаски, что сдержаться не сумеет. Он и даров его не принял – счастье дочери на злато-серебро не купишь, – лишь потребовал, чтобы зять ему Ростиславу вернул. А дабы скрыть нелепость своего пожелания – когда такое было, чтоб князь у князя жену отбирал, пусть даже она ему и дочь родная, – Мстислав к этому повелению присовокупил, чтобы и все новгородцы, кои в живых остались, тоже были к нему доставлены.
И оба – и Удатный, и Ярослав – знали, какое из требований главнее, а какое так, лишь для отвода глаз. Скрипнул переяславский князь зубами в бессильной ярости, но делать нечего – все исполнил. И скоро Ростислава с густо набеленным лицом – а как иначе два свежих синяка скрыть? – сидела у отца в шатре.
Глядел на нее Мстислав и тоже зубами от злости скрипел. Это ж сколь его лапушка, заинька, кисонька, детонька ненаглядная перестрадала, коль ныне от нее прежней – а ведь всего два года прошло с начала замужества – почитай, половина былой стати осталась. Была-то розовощекая, округлая, словно яблочко наливное, а ныне эвон какая исхудавшая.
Тогда-то, сидючи в шатре, он в сердцах решил вовсе не возвращать ее мужу. К тому же и за собой чувствовал изрядную вину – ведь предупреждали его, что не просто так умерла первая жена Ярослава, Аксинья Юрьевна. Хоть и терпеливой была дочка половецкого хана Юрия Кончаковича, но все одно – доставалось ей порядком, а рука у мужа ох и тяжела. Вот только он, Мстислав, не послушался доброхотов, порешив, что пред такой красой никто не устоит, потому и дал согласие на свадебку. Зато ныне сызнова вручать ее извергу на поругание он не собирался. Да и сама Ростислава сразу повеселела, узнав про отцовское решение, так что обратно в Новгород он уехал вместе с нею.
Да и потом, когда Ярослав прислал за нею послов, выпроводил их ни с чем. Стоило ему вспомнить то свидание в шатре и измученную, исхудавшую Ростиславу, как тут же все в нем вздымалось, и он, глядя на вновь расцветшую под его заботливым крылом дочку, решительно отказал в ее выдаче. Правда, выпроводив восвояси второе по счету посольство, князь поневоле призадумался – а что же дальше? Как ни крути, а такое ведь тоже не может длиться до бесконечности. Замужней бабе – будь она хоть кто – место рядом с законным супругом, а не у отца.
Зато теперь вроде бы подворачивался удобный случай – не просто отвезти Ростиславу, а заодно и зятя с собой на Рязань пригласить. Думалось, что совместный поход должен их как-то друг с дружкой сблизить, а коли Ярослав сердца на тестя держать не станет, глядишь, и с женой своей полюбезнее будет, а там как знать, может, и к общему ладу придут. Да и намекнуть можно, время подходящее выбрав, что, мол, все, шутки давно кончились и вдругорядь он, Мстислав, такого обращения со своей кровинушкой прощать не намерен.
Но вроде бы и все продумал, а на душе у него по-прежнему было неспокойно,
