больше других московских девушек на выданье.
– А хотел бы я прийти к тебе сегодня, Наталья Семеновна, ты не против?
– А зачем? – в глазах ее мелькнуло удивление.
Простой по сути вопрос сбил его с толку. Он раздумывал, не зная, как подступиться к ней.
– Раньше, бывало…
– Чего вспоминать? – девушка еле заметно улыбнулась. – Холодно, Прохор Иванович. Идти мне надо.
Он отступил с дороги, чувствуя себя жалким мальчишкой.
Наталья удалялась, пока совсем не скрылась из вида. А он все стоял, как будто не смел двинуться с места.
Какой-то мужик в потрепанном кафтанишке, чудно ковыляя, обошел его, посмеиваясь:
– Лютень-то бушует! Ой-е-е!
Видать, заметил он, что парень не в себе.
Прохор глянул на него с озлоблением, но мужичок уже и забыл про него, ковыляя дальше.
«Убью, убью!» – клокотало где-то внутри.
Он уже ни о чём другом не думал, только о мести. Но взять так просто этого заезжего парня, ради которого Наташка забыла обо всем на свете, так просто не удастся. Он слышал про него кое-что. Сам вроде из казаков, купца Артемьева из беды выручил на темной стороне, неподалеку от Казанской дороги. Ясное дело, теперь купец ради него расстарается.
Медленно двинулся домой Прохор. Когда пришел, крикнул челяди, чтоб подали вина.
К вечеру воротился домой и старший Осколков. Увидев сына пьяным, разозлился.
– Чего ты с самого утра пьешь? Заняться больше нечем? Так я найду тебе дело!
– Зачем кричать, батя… – с пьяной ухмылкой возразил Прохор. – Я и сам себе дело найду. Хочу за Каменный пояс податься. Там, в Сибири… – Он не договорил, увидев, как отец замахнулся на него.
– То-то, в Сибири! А здесь ничего уж не возьмешь, что ли?
– Откуда мне знать, – вдруг сразу обмяк Прохор.
– Знаю я твои печали! – Иван Осколков переменился в лице, даже повеселел. – Из-за девки стонешь. А пустое это!
– Да, пустое…
– Ладно, – смягчился отец, присаживаясь рядом. – Давай говори, кто тебе дорогу перешел? Вместе подумаем.
Он огляделся хозяйским взглядом.
– Эй, Оська! Тащи еще вина!
– Вон тот мужик, видишь?
– Вижу.
– Он самый и есть.
Прохор воровато огляделся, будто боялся, что кто-то знакомый увидит его за столь постыдным делом. А говорил он с человечком одним, доносчиком, которого в Разбойном приказе знали как мастера своего дела. Люди, повинные и безвинные, а подчас и не имевшие никакого отношения к ворам и разбойничкам, по его навету брались под стражу, а там и погибали, но кто про них вспомнит?
Доносчик, худой, безбровый, с маленьким осунувшимся лицом, только весело посматривал, а в кафтане лежали деньги, полученные от Осколкова-младшего.
Прохор на него глянул с надеждой. И тот кивнул свысока:
