собакам, и кувшин поставят. Кто-нибудь из сидельцев по очереди выходит и нужду выносит в деревянной бадье. Потом все снова на засов – и до утра.
Время тянулось медленно. И развлечение было лишь тогда, когда новенького вталкивали. Последним таким новеньким и оказался Тимофей Медников.
Дверь внезапно раскрылась, и в полоске смутного света появилась фигура.
– Кто здесь Гришка из Клина?
– Ну я, – отозвался голос.
– Ходи сюда.
– Тебе надо, ты и ходи!
– А… вон как!
Человек повернулся и что-то сказал тем, кто стоял за его спиной, будто ожидая подобных указаний. Не прошло и пары мгновений, как в темницу вбежало несколько стрельцов, которые принялись избивать названного Григория. Им оказался тот самый мужик, который Рябого пригрел. После избиения его выволокли наружу. Дверь с грохотом захлопнулась. На время в темнице воцарилась тишина.
– А Гришку-то, похоже, прибьют, – нарушая молчание, равнодушно сказал один из сидельцев.
– И поделом ему! – вставил другой. – Нечего ломаться. Если вызвали – иди!
– Куда иди? Нешто не понимаешь? Ему идти – все равно как голову под нож положить.
– Дорога одна!
– Его пытают, чтоб на Верескуна показал.
– Ты-то откуда знаешь?
– Да знаю, – отозвался сиделец. – Он же из его шайки!
– А ты молчи! – вдруг вскинулся на него собеседник. – Или пойдешь доложишь?
– Да ты дурак, ей-богу. Мне самому – каюк. Сижу вот и жду.
– Жди, – сурово пообещал собеседник. – Каюк придет.
Потом опять долго молчали. Дверь открылась во второй раз кряду, прежний человек выкрикнул:
– Медников?
– Я.
– Выходи.
Тимофей вышел из застенка и последовал за своими провожатыми. Ввели его в большую комнату, где находилось несколько человек.
Лампы помалу чадили, и все происходящее казалось каким-то наваждением.
У одной из стен он заметил лежавшего человека и признал в нем того Гришку, которого вывели за час до него. Гришка был в крови и недвижен.
«Помер?» – пронеслось в голове Тимофея.
Один из тех, кто был здесь, повернулся от окна на стуле и уперся в него взглядом.
– Это кто?
– Да вот, Медников.
– А-а… братец, вот и ты! – как будто обрадовался ему человек, длинноусый такой, похожий на запорожского казака, взгляд неприятный, колючий. – Ну, чего скажешь?
«Таких людей только на пытку и ставить», – подумал Тимофей, а вслух сказал:
– А что говорить? Не пойму, за что забрали.
– Не поймешь, – усмехнулся длинноусый, как видно, ждавший этих слов. – Как он себя вел? – обратился он к кому-то за спиной.
– Воейкова все требовал, – ответил человек, один из тех, кто принимал его давеча в острог.
– Воейкова? Ай-яй-яй, –
