было не впихнуть в слово «невозможное», то почему бы и не поинтересоваться, как живут те, кто относился ко мне без слова «вера».
Вот вечно пьяный сосед дядя Лёша себе не изменял, поэтому вместо денег каждый месяц я инкогнито благодарила его, так сказать, натурой: продукты, одежда и, главное, сигареты. Не те самые, что без фильтра, а вот эти, которые сейчас держу в руке. А я, как выяснилось, всё так же живу в деревне, работаю учителем то ли труда, то ли физкультуры – какая ирония: два моих самых «любимых» предмета. Ещё я вышла замуж и воспитываю детей тире внуков. В общем, всё как у всех. Ведь это и есть жизнь, правда, мама с папой? Другого не дано.
А я смогла себе позволить. Другое. Было очень сложно – вот так вот просто начать позволять себе. Себя. Память не до конца стёрла программу «Я – девочка», но сознание отрезало продолжение «для битья». Помогла череда случайностей, что неукоснительно сопровождает, если и не наверняка знающих, куда двигаться, то как минимум тех, кто абсолютно уверен, что надо хотя бы идти. Без полного среднего и даже неполного высшего я устроилась горничной в гостиницу «У Стасона». Если ли необходимость раскрывать тайну имени хозяина?
Чуть позже за хорошую работу и, что больше вероятно, за неплохой внешний вид к моей должности прилепился довесок «1категории». Но ликовать от родства со свининой или десятком яиц особо было некогда: из-за словесной прибавки грязная работа чище не стала, просто изменилась окружающая ту работу среда. Я перестала, вытирая пот чахлым рукавом посеревшего от депрессии халата, ползать по бесконечным коридорам и слишком конечным ступенькам. При этом соответственно приказу я обязана была избегать клиентов и прочих посетителей. Видимо, хозяин не хотел, чтобы кто бы то ни было своим хандрическим одеянием испортил гостям послевкусие от обильно позолоченного убранства. Так и скакала я с ведром на перевес по гостиничным лесам и весям, воровато оглядываясь на каждый шум.
Вместе с первой категорией в моей горничной жизни появились достойная форма и долгожданное равноправие: теперь в мои обязанности вменялась уборка номеров, и, если гость внезапно возвращался, я не спешила раствориться в неизвестном направлении. Всего лишь спрашивала, могу ли продолжить и при положительном кивке собственно и продолжала. Я получила право существовать, пусть и ограниченное – без доступа к минибару и страдающей засорами джакузи. Отошла ещё на метр от сущности предмета, в свойствах которого только необходимость угождать и оправдываться. Причём оправдываться скорее для фона, чем во имя интереса тех, кому велено угождать.
И, если моя профессия кажется придуманной специально для брошенных хромым аистом в подвал и найденных в гнилых кочанах, то вы не правы. Ключевое здесь – профессия! Иными словами то, что любимая семья выбивала из меня как должное, здесь оплачивается, оспасибивается и иногда поощряется щедрыми чаевыми, отслюнявленными вчера
