стоит.
Вы понимаете, что я не о деньгах говорю?..»
Мы уезжали из Хичена на следующую ночь. Весь посёлок спал, только светились окна в обоих этажах вечернего техникума: в Хичене много студентов. На соседнем поле надрывались лягушки, но всё равно казалось, что вокруг тишина: так темна была эта летняя ночь. Скрылось за поворотом здание техникума – и сразу густая чернота вокруг: ни домов, ни дороги, ни речки, ни сопок – только мягкий чёрный воздух навстречу. Только мерцают зелёные искры – и близко, и поодаль, и совсем далеко. Это дальние звёзды и светлячки перепутали в темноте свои места: звёзды присели прямо на дорогу, а огни светлячков зажглись на вершинах сопок.
Машина летит, не замедляя хода на самых крутых поворотах. Свистит в ушах чёрный ночной ветер. На станции мы прощаемся с шофёром Хиченского завода. И только в вагоне чувствуем, что ночь была холодной. Заспанная девчушка-проводница улыбается, заботливо приносит нам по второму одеялу. Очень тепло и тихо. Так тихо, что я слышу сквозь стенку купе: в коридоре вагона кто-то шёпотом отчитывает нашу проводницу, а она, тоже шёпотом, пытается оправдываться и, кажется, начинает всхлипывать.
Я спрашиваю у Мён Зы:
– Кто это?
– Начальник, наверное.
– Что он говорит?
Мён За уже спит, она прислушивается и сонным голосом переводит:
– Он говорит: «Как тебе не стыдно, тут советские товарищи едут, а у тебя пыль в окна дует».
Мне хочется встать и сказать этой милой девушке и её строгому начальнику, что мне очень хорошо и тепло здесь – в их вагоне, в их стране. Но разве хорошо подрывать авторитет начальников? И потом – ни он, ни его подчинённая меня всё равно не поймут, потому что золотая моя переводчица уже совсем спит, натянув на ухо два шерстяных одеяла.
Завтра рано вставать. Я тоже закрываю глаза. И вспоминаю: «Это очень дорогого стоит!
Вы понимаете, что я не о деньгах говорю?..»
Три памятника в Чхончжине
Осмотр Чхончжина лучше начинать с моря.
Чхончжин – морской город. Чхончжинский поэт Ден Мун Хян говорит, что у них всегда так: неожиданно идёт дождь, неожиданно его прогоняет солнце. Как хочет море!
Ещё он говорит, что сегодня море, видимо, хочет дождя. И поэтому, хоть он и мечтает показать мне свой город, сегодня нам придётся подождать. Он ловит ладонью редкие тяжёлые капли и с сожалением, вроде извиняясь, говорит:
– Так хочет море!
Но я возвращаю ему его же слова: пусть себе упрямое море хочет дождя! Мы ведь тоже упрямы и мы будем смотреть Чхончжин. И, может быть, тогда и море, как мы, захочет солнца?..
Может, это совпадение. Может, так и должно быть, если о чём-нибудь рассказывает поэт. А может, в Корее все немного поэты? Но не было случая, чтобы, показывая мне памятник войны или истории, в Корее не рассказали бы о нём красивую, похожую на легенду быль, достойную вечной памяти.
В белой трофейной машине «меркурий», любезно отданной нам сегодня председателем Чхончжинского
