к трансляции, которую только что запостил/а.
17 ИЮНЯ, 2:00—8:00
«Модули», Norra Rinkeby. Район компактного проживания российских беженцев.
За стенкой, в двести шестом, опять ржали до трёх утра, орали матом, слушали гоп-рэп, долбились головой об стол. То есть Ника не знала наверняка, что головой и что об стол, но звук соответствовал, и она всегда представляла себе, как ушлёпки из двести шестого покачиваются в центре своего модуля, вокруг длинноногого столика, похожего на гладильную доску, по очереди нагибаясь, чтобы ударить башкой по краю ламинированной плоскости, липкой от соуса и пролитого пива.
Один из ушлёпков – кажется, тонкий Дима (их там жило четверо: тонкий Дима, толстый Дима, Ренат и то ли Витя, то ли Володя, то ли он менялся вообще) – так вот, один из них в третьем часу стучался к ним с Маргулей в окно. Игриво шипел: «Вероничка! Абрамянчик! Сестричка! Харэ спать, заходи на пати, в могиле выспишься». Ника уже нашарила рукой трубку на стене, чтобы вызвать патруль, уже сложила в уме нужные предложения, начала их репетировать шёпотом. Но в этот раз обошлось. Другой ушлёпок (вероятно, толстый Дима – у него чаще всего бывали проблески человеческого) оттащил соседа от их окна. Типа, ты чё, у неё там это – ребёнок спит.
После трёх, когда в двести шестом наконец заглохли, Ника ещё час не могла заснуть, ворочалась в узкой кровати, думая лишние мысли – почему-то о Маргулиной однокласснице Наде, точнее, Надие, худющей большеротой сирийке, которая иногда торчала у них в модуле после школы. Они с Маргулей делали вместе уроки или смотрели девочковый контент в наушниках с разъёмом на двоих. Надия жила в настоящем доме, во многоэтажке где-то южнее метро, и Ника не могла понять, как её вообще пускают в Модули к русским. Однажды спросила в лоб, пока Маргуля была в туалете:
– Надия, твои родители знают, где ты?
Девочка посмотрела на неё, как на полоумную. Поставила в тупик встречным вопросом:
– А где я?
Ника не знала, как лучше намекнуть одиннадцатилетнему ребёнку на местный дискурс о русском алкобыдле и русских шлюхах. Её языковых навыков не хватало на такие тонкости.
– … В гостях? – беспомощно пояснила она. – У нас?
– Конечно, знают.
Тема была явно исчерпана, маленькая сирийка уткнулась обратно в телефон, и Нике пришлось гадать дальше. Родители приёмные? не мусульмане? в России учились? или врёт просто? Этот последний вариант беспокоил её – не так чтоб сильно (в разы меньше тех же ушлёпков из двести шестого или резистентной ангины в Маргулиной школе), но всё же. До начала пятого, когда она провалилась в короткое утреннее забытьё, в её воображении толпились угрюмые сирийские мужики – отцы, дядья и старшие братья, которые вдруг узнали, где околачивается Надия после уроков, и пришли вызволять её из русского гадюшника.
В шесть тридцать включился свет и телек над Маргулиной кроватью. Помучившись минуты три,
