целых генералов, да ещё с таким завидным профессионализмом.
Когда Харрисон начал терять сознание, его подхватили, перерезали веревку, раздели до нижнего белья и положили на скамью.
Генерал очнулся, а палач развязал ему руки и воткнул нож в упругое генеральское тело.
Харрисон вскрикнул, а из него полилась красная генеральская кровь.
Палач без суеты и спешки взрезал военному человеку живот и поднял окровавленный нож над своей головой. Зрители ликовали!
Но в этот самый момент, когда восторг публики достиг апогея, генерал приподнялся, что-то сказал, – вероятно, что-то обидное – я не расслышал, и с размаху заехал своей рукой палачу в ухо. Тот не ожидал нечестной игры от бывшего, но всё же военного человека, и растерялся, и даже выронил нож.
Да, Харрисон сыграл против правил, но настоящего мастера не сбить с толку, даже если действовать исподтишка, скажу я вам.
Палач схватил топор и одним ударом отсёк чудесному генералу Харрисону его голову. Это тоже было против правил, потому что, по правилам, голова освобождалась от тела лишь после изъятия внутренностей и отсечения конечностей.
Публика, конечно, простила палачу маленькую вольность, но требовала завершения процедуры, и палач доделал работу без лишних телодвижений и ненужных слов.
Мне был симпатичен этот Харрисон – жаль, что я не был с ним знаком.
Его приятеля разделали по всем установленным правилам – придушили, затем вспороли живот, достали кишки на его глазах, отсекли сначала руки, потом ноги, а потом и голову. Его криков слышно не было – он заглушался рёвом благодарной толпы.
Внутренности казнённых изменников Отечества покидали в костёр, отчего по площади разнёсся запах горелой плоти, а отсечённые части тел рассовали по большим корзинам, погрузили на повозку и увезли.
Я вернулся в тюрьму в подавленном настроении. Мало того, что сам спектакль потряс меня и ужаснул, но мысль о том, что мне тоже придётся покинуть мир под аплодисменты ликующей толпы не давала покоя.
Пускай, думал я, будут резать не моё тело, а тело Сэндлера, и кишки полетят в огонь не мои, но всё же хотелось избежать неприятных ощущений.
Всю ночь я твердил себе, что я должен вернуться в ресторан, что я обязан это сделать во что бы то ни стало, ведь там меня ждали любимая девушка и фазан под любимым соусом. А что может быть прекраснее для молодого ещё человека?
07
Утром меня вызвал толстяк-тюремщик – он был в отличном настроении.
– Как Вам вчерашняя казнь, мистер Сэндлер?
– Мне понравилось, – сказал я.
Толстяк предложил мне сесть и выпить, а я взял и не стал отказываться, знаете ли.
– Вы, наверное, заметили, что к Вам тут отношение иное, нежели к другим изменникам?
– Моя голова пока что при мне – я всё вижу и всё слышу.
– Это прекрасно, но временно. И времени осталось не много. Вас
