голос, а вибрации черепа.
– Я думаю не о своём прошлом, – ответил я. – Я ведь рассказывал вам про свою статью о Филино и комбинате «Заря»? Я не понимаю, почему эта тема меня не отпускает.
– Вы думаете об этом постоянно?
– Я бы хотел забыть. Но меня возвращают к ней. Если я пытаюсь забыть, происходит какая-нибудь ерунда. Около Филино произошло что-то нехорошее, но очень давно и…
Я замолчал.
– О чём вы подумали?
– Об отце, наверное. Он умер в мае, и май с тех пор казался мне ужасным месяцем – чёрной дырой календаря. Первого мая у меня упадок сил: погода хорошая, выходной, шашлыки, а настроение могильное.
– А что, по-вашему, могло произойти около Филино? Любые предположения.
– Не знаю. Там внизу шахты и могло случиться что угодно…
– Продолжайте. Вы что-то вспомнили?
– Мне как-то приснился кошмар… В нём были коридоры и всё отравлено. И в том сне мы искали какую-то дверь, где должен быть… не знаю… клад, что ли. Что-то очень ценное. Но когда были уже близко, я понял, что мы ищем могилы. Мы дошли до камеры, отперли, и там сидел человек… Не человек, а мумия в ожогах и в бинтах… Он должен был умереть, но у него не получилось… Он очень долго просидел, может быть, тысячи лет.
– Кто это был?
– Я не узнал. На лице был гримм как в кино. Лицо пришельца. Он очень устал… И всё в нём было выжжено изнутри… Чёрное мясо. Он обернулся ко мне и сказал: «Надо взять открывашку».
– Открывашку? Что это значит?
– Обычную открывашку для бутылок. Когда он это говорил, казалось, мы давно знакомы и собираемся на пикник, что ли. И говорил он как бы изнутри этой мумии.
– Как вы объяснили этот сон?
– Да никак. В тот момент я ещё был убеждён, что «Заря» – это хранилище радиоактивных отходов и мне часто подобная хрень снилась. Сожжённые тела, лабиринты, бункеры. Оля говорит, я слишком мнительный. Так и есть, в общем.
– Тогда вы были убеждены насчёт «Зари». А сейчас?
– Сейчас я просто не знаю.
Время сеанса подошло к концу. Я сел на кушетку, чувствуя головокружение.
– Устали? – спросил Танцырев, закрывая блокнот, который держал на столе во время наших бесед. Его работу иногда выдавал скрип авторучки.
– Да. Почему-то эти разговоры ужасно выматывают. Если честно, я не чувствую облегчения.
– Вы чувствуете сопротивление. Это нормально. Образно говоря, ваше прошлое лежит в таких же шахтах, и вы пытаетесь пробурить слой грунта, чтобы выпустить содержимое наружу. Когда это произойдёт, наступит и облегчение.
– А если мы выпустим совсем не то, что предполагалось? Если внутри всё слишком заражено? Если внутри одна гниль?
– Когда прошлое лежит спокойно и человеку комфортно, мы не трогаем его. Но ведь прошлое отравляет вашу жизнь уже сейчас.
* * *
Вечером в комнате отдыха помимо меня было трое. Бедовый Витя сидел на диване, развалившись и раскинув руки, словно его бросили с большой
