катятся по щекам, но я стою неподвижно, стараясь держаться мужественно, не показываю слабость. Я осталась одна – это правда. У меня был друг, что поддерживал в самые сложные моменты жизни, а теперь я действительно осталась одна. Доброго мальчика, которого я так любила, убила подлая война, превратила его в солдата, без сердца и здравого разума, в своего раба, что убивает по приказу.
– У тебя короткая память Прим. У Брутуса спрашивать глупо, он-то умудрился и тут себе выбить местечко под солнцем, а вот отец твоей ненаглядной Триши, рассказал бы, возможно, как попал на передовую после наступления, и как Патриум за два часа сменил власть командиров в серой зоне перед обстрелом набережной, но вот судя по твоим убеждениям и решению, мы, к сожалению, не доживем до этой встречи.
– Не нужно обобщать. Мой выбор никак к тебе не относится. У тебя есть своя голова на плечах. Нас – нет! ― отрезает Прим.
Я слишком зла на него, чтобы доставать свой козырь из рукава, кажется, сейчас он вовсе не уместен.
– Тебе нужны факты, а не догадки, Прим? Я тебе их приведу. Вчера днем я собственными руками закапывала своего друга. Его бросили в яму без малейшего сожаления, словно это и не человек вовсе. Детдомовский парень, никогда даже и не мечтал о том, какое будущее его может ждать, потому что с малых лет знал: Патриум растит его, как мясо, что из-под школьной скамьи отправят на передовую мужественно умереть перед камерами, в подтверждение, что в государстве война и она требует финансирования. Патриум не дал ему выбора как прожить его жизнь. Возможно он стал бы пекарем или сапожником, завел бы семью и нарожал с десяток детей, но нет! Нет Прим! Патриум решил, что он солдат! Внушил ему, что военный устав и преданность государству, это и есть его жизнь, и вот результат – он сделал вчера свой выбор! Он выбрал Патриум, хотя хотел поступить иначе. Скажет ли Патриум ему спасибо? Или возможно будет скорбеть? Нет…
Прим смотрит мне глаза, внимательно слушая каждое слово. Он сидит в наглой позе: прижал одну ногу, согнутую в колене и облокотил на неё руку. Как же он похож на отца. Каждое движение его тела, поза, манера общения, вызывает у меня жуткое чувство дежавю, словно я видела это уже, словно этот разговор уже был. Он в точности повторяет Брута в последнюю нашу встречу: та же поза, тот же тон, те же нотки предвзятости ко мне.
– Так за какое государство ты Прим готов быть брошенным, как дохлая собака в яму, на кости десятков самоотверженных глупцов, точь-в-точь как ты? Выбирай Прим…
Времени на ответ у нас уже нет. Скрипнула дверь, и на пороге тюремной дыры появились стражники. Рассвет. Я утираю слёзы и убеждаю себя, что сделала всё, что было в моих силах.
Восходящее солнце обнимает верхушки деревьев, превращая скучные лесные краски в обворожительные свежие оттенки весенней листвы. Удивительный факт: чем ближе человек к смерти, тем больше страхов отступают на второй план раскрывая глаза для восхищения мелочами.
