Районная, маленькая больница, к которой Стася приехала дворами, встретила разрозненными желтыми пятнами. Стася подумала: "Окна", и тут же забыла, о чем это она… Больше всего ее как раз то и пугало, как стремительно сумела эта безобидная, осторожная боль добраться до самого мозга и незаметно захватить его целиком. Теперь Стасе приходилось напрягаться, чтобы просто составить мысль из нескольких слов…
Остановив машину у самого крыльца, она догадалась прихватить сумку, где у нее всегда лежали водительские права и паспорт. "В нем должен быть полис", – предположила Стася и с раздражением подумала, как же это глупо, что даже этого ей не удается сейчас вспомнить.
Она открыла дверцу и, стиснув зубы, выставила наружу одну ногу. Потом, убедившись, что тело подчиняется, вытащила и вторую, а следом, не разгибаясь, выползла и сама.
– Это он самый, – убежденно шепнула она, глотнув отрезвляющего мороза. – Аппендицит проклятый… Это ерунда. Откусят и все дела.
Она заставила себя думать о том, что следует заплатить, как следует, чтобы сделали косметический шов, а то изуродуют, как Ирину – их звукооператора. Стасе никак не удавалось понять, зачем та всем и каждому демонстрирует свой широченный шрам. Но она допускала, что, возможно, в этом издевательстве над собой заключается масса удовольствия, понять которое можно лишь испытав…
"Вот тебе и Крещение", – она едва усмехнулась про себя, осторожничая и не растрачивая силы по пустякам, хотя от того, как яростно мороз начинал щипать щеки, внутренняя боль стала казаться глуше. Но Стасе было хорошо известно, что такое – создавать видимость, и она опасалась, что ее новый враг поступает именно таким образом.
Подумав об этом, она тотчас вспомнила, как, прощаясь со слушателями в последний раз, призывала их накануне Крещения простить своих врагов и ни на кого не держать зла. "Это не в последний раз, – умоляюще обратилась она к кому-то. – Правда ведь, не в последний? Мне, видно, кто-то чего-то не простил…"
Даже не глядя на часы, Стася чувствовала, что время выхода в эфир уже подошло, и на станции сейчас наверняка паника. "А почему телефон молчит? – она тряхнула сумку, забираясь на крыльцо. – Оно специально такое высоченное? Паразиты, лед не могли отдолбить… Почему никто не звонит? Неужели я забыла его у Альки?"
Ей представились перепуганные глаза подруги, которая спросонья могла схватить трубку, не сообразив, что звонят не ей. Ответить ей было нечего, но что она перепугается до смерти, это уж точно…
Собрав все силы, Стася потянула точно примерзшую насквозь тяжелую дверь и, упершись в нее плечом, протолкалась внутрь. "Свет, как в покойницкой", – сказала она себе, хотя никогда не бывала ни в каких покойницких. Так ей показалось от страха, который пробрал ее уже до нутра, и от него некуда было деться, кроме как в беспамятство, но как раз этого Стася боялась сильнее всего. Ее пугало, что если она сама не предупредит врачей о своем аппендиците, они могут решить, будто здесь что-нибудь похуже и успеют натворить дел до
