алые буквы «Jaina».
– Джайна?.. – прочла Яна.
– Именно. Догадались, почему мы здесь?
Она растерянно посмотрела на Щумана, только теперь заметив, что он сменил белую рубашку на тёмную и приталенную, а джинсы – на узкие отглаженные брюки.
– Вы так мило теряетесь, Яна, – вздохнул он как будто даже с сожалением. – Неужели не поняли?
Она презрительно промолчала.
– Джайна. Польский вариант вашего имени. Я думал, вам будет приятно.
Яна снова посмотрела на алую с серебром вывеску и вдруг, ни с того ни с сего, вспомнила о доме. О своей каморке за ширмой, об Ирининых рисунках, которые она хранила под матрасом – не для продажи, а для души. О шелушащихся красных руках матери с прожилками вен, с выпирающей косточкой в основании большого пальца. О школе. О Нике Антоновне с её лучистыми серыми глазами. О камере, в которую ей предстояло вернуться после «ужина».
А вы говорите – будет приятно. Будет, господин Арсений, будет.
Она взглянула на Щумана исподлобья – взглянула так, что он отшатнулся.
– Что случилось, Яна Андреевна? В чём де…
– Всё в порядке, – копируя его интонацию, процедила она. – Всё в полном порядке. Идёмте ужинать. Я очень, очень хочу есть. Надеюсь, тут готовят что-нибудь кроме той кроличьей еды, которой кормят у вас.
За время, проведённое в Ерлине, она научилась казаться равнодушной, но справиться со вдруг накатившим жутким ощущением пустоты не могла. Перед глазами начало расплываться. Погружённая в мысли, Яна даже не противилась, когда Щуман взял её под руку. Он подвёл её к столику в глубине зала, отгороженному от основной части полупрозрачной золотистой шторой.
К столу подошёл и поклонился официант.
– Я бы рекомендовал седло барашка, – предложил Арсений, открывая меню. – Очень вкусно. Его подают с каким-то травами, очень кудрявыми. И с пряностями. И бокал лимонада, конечно.
– Лимонада? – растерялась Яна. Почему-то она была уверена, что в подобных ресторанах к блюдам подают только вино.
– Это сорт шампанского, – быстро ответила Щуман. – Очень лёгкий. После него не шумит в голове, ничего такого…
Яна усмехнулась.
– Хорошо. Пусть будет седло барашка. Я вам почти верю.
– Почти? А вот я честен с вами полностью.
– Не ждёте же вы от меня искренности в ответ? Тем более тут нет никаких детекторов. Или есть?
Игнорируя колкость, Щуман протянул:
– Искренности… Почему бы и нет?
Он смотрел на неё с неподдельным интересом. Яна почувствовала, как внутри вскипает холодная, вязкая злость.
– Может быть, – медленно, звонко произнесла она, – потому что вы арестовали меня? Забрали сестру, держите взаперти? А может, потому что я из Оссии, и меня уже восемь раз обнуляли? Вам не кажется, что одного этого любому достаточно, чтоб оскалиться на весь мир? Не кажется, что это само по себе бесчеловечно?
– Почему
