года в год, все семь дней в неделю. Это было столь же неизменно, как молитва в церкви, и она поняла, что уже не сможет заснуть. Несмотря на то, что поздно легла и что Онни, который спал рядом с ней, кричал во сне, Анни уже и не помнила сколько раз, так что больше она спать не собиралась, во всяком случае, этой ночью уж точно.
Она лежала и прислушивалась к звукам в доме: как отец занимался своим утренним туалетом, одевался, варил кофе – все как обычно. Анни оставалась в постели, пока не услышала, как открылась и закрылась входная дверь и следом заскрипел мерзлый снег под резиновыми сапогами. После чего встала.
Анни бросила взгляд на себя в зеркало. Выглядела она уставшей. Она и была уставшей. С тех пор, как она приехала домой, усталость постоянно одолевала ее. Точила как жук-короед. Она ни с кем не могла поделиться с тем, что рассказал ей Эско, потому что знала, что тогда будет, знала, чего от нее все ждут.
Эско был почти на четыре года старше Анни, но во многом они были как близнецы – настолько близки они были когда-то. И пусть даже они больше не были близки сейчас, связь между ними все равно осталась, равно как и то чувство ответственности, которое они делили. Именно они всегда вместе выступали третейскими судьями в спорах братьев и сестер. Имели право хвалить и наказывать, и Анни понимала, что в связи с той информацией, которую Эско обрушил на нее, на ней теперь лежит обязанность собрать вместе всех сестер и братьев, изложить факты и помочь им сделать то, что нужно.
Анни все это знала, но делать не хотела. Не могла. Она смотрела на свою кожу, такую тонкую, что та, казалось, едва прикрывала ее щеки, ноги и грудь, будто последний оставшийся слой, который в любой момент может испариться, бесследно исчезнуть, оставив ее уязвимой и беззащитной перед окружающим миром. Я займусь этим потом, хотела она сказать. Как будто ей хотелось точно так же разобраться и со второй проблемой, которая росла и вынуждала ее покупать новую зимнюю одежду.
Потом, потом.
Но некоторые вещи нельзя отложить на потом. Их не вернуть обратно, если они уже успели набрать свой ход, А Анни была уже большой девочкой, а потому делала то, что следует делать, и не роптала. Поэтому она встала, разожгла плиту, сварила кофе, накрыла завтрак и разбудила сестер с братьями. И когда снаружи рассвело, и все дети поели и оделись, и вся посуда была вымыта, и обед приготовлен, и еще тысячи мелких дел были улажены именно так, как они и должны быть улажены, она села за руль пикапа и поехала в город. Чтобы собрать семью и привезти ее домой.
За ним приехали Анни и Хелми. На заднем сиденье машины сидел Малыш Паси, и смотреть в чьи-то глаза оказалось совсем нетрудно.
Для этого нужно было просто сделать пространство внутри себя достаточно маленьким и, как говорится, водонепроницаемым, чтобы ничего не выплыло наружу и не попало внутрь, и тогда все шло вполне неплохо. Если не думать о том, что причиняет тебе боль, то как будто ничего и нет. К тому же у него было достаточно времени обдумать все в автобусе и выработать план.
Он продолжит работать на паромах еще пару месяцев. Максимум. После чего уедет. Лаури собирался оставить Стокгольм и перебраться
