не поскользнуться, понял он, – но, казалось, это она его поддерживает, а не он ее, что она делает это ради него, и что он, если бы действительно захотел, то смог бы вообразить, будто она этим жестом прощает его, пусть даже не знает, за что, но прощает, просто так, на интуитивно-инстинктивном уровне.
Все братья и сестры были в сборе. Арто тоже должны были скоро привезти домой из больницы. Близился Сочельник и все братья и сестры в этот день собирались быть дома, в первый раз за много лет.
Об ответственности, которая возлагается на старших
Лавину, которая тронулась с места, уже невозможно остановить. Ох уж эти непреложные истины – только и делают, что лежат и ждут случая вылезти наружу, проявиться, все испортить и помешать что-либо исправить. Но ведь еще ничего не случилось, правда?
– Анни, ты просто не поверишь!
– Если речь идет о том, о ком я думаю, то я поверю чему угодно.
– Окей, я расскажу, но только потом не говори, что я тебя не предупреждала.
Анни пожала плечами.
Был поздний вечер, и Арто вернулся домой.
Он пробыл в больнице всего три дня. На самом деле, можно было задержаться и на подольше, но персонал просто пожалел его, захотел, чтобы мальчик встретил Рождество дома. Или просто прослышали, какая большая у него родня и захотели освободить родственников от лишних беготни и волнений в праздники. Теперь Арто лежал в постели в спальне Сири и Пентти.
Эско все тянул и тянул, ковырял пол носком ботинка и чуть ли на стенку не лез. Анни видела, что старший брат мучительно хочет поговорить, облегчить свою душу, поделиться тем, чему он стал свидетелем и что теперь так сильно его терзало, но она устала. Слишком устала внутри.
Я не должна была сюда приезжать. Мне следовало остаться в Стокгольме – сказать Алексу, пусть переезжает ко мне, он ведь только этого и ждет, бедняжка, пора больше заботиться о себе и своем ребенке, думала Анни и вздыхала из-за всех этих возложенных на нее ожиданий, какой она должна быть и что должна делать. Но, в конце концов, она не глядя натянула на себя какое-то старое шерстяное пальто, висевшее в прихожей, напялила одну из меховых шапок, принадлежащих родителям, и вместе с Эско отправилась к гаражу.
Безостановочно пыхтя сигаретой, Эско рассказывал о том, что же он видел, сперва нерешительно, потом еще менее нерешительно. Несколько раз Анни разражалась оглушительным хохотом, но, заметив шокированное лицо Эско, тут же прикусывала себе язык. Неужели он не понимает, какая это все ерунда? Но Эско был серьезен. После того, как старший брат исторг из себя все, что хотел, Анни надолго замолчала. Эско ждал, и постепенно его лицо становилось все более разочарованным. Он явно ожидал совсем другую реакцию.
– Мы должны ей помочь.
Эско постарался поймать взгляд Анни, но сестра с таким видом разглядывала ноготь на своем большом пальце, словно в нем были сосредоточены все ответы мира.
– Нельзя помочь другому, только себе самому.
