в монастырь. Стражи отрядили целый караван с вооружёнными конниками.
Вереница повозок тронулась в путь, закачался фургон Леннарта, иногда шумно гремя на колдобинах. Только тогда осиротевший мальчик стряхнул ту подавленность, что навалилась на него после известия о смерти родителей. Ухватившись за край бортика, Леннарт во все глаза смотрел на людей, суетящихся вдоль мощёной дороги; на двухэтажные городские дома, будто сдавливающие улочки плотными рядами; на покачивающиеся головы лошадей, тянувших заднюю повозку. Когда караван выехал за пределы города, мальчик оживился ещё больше, поражаясь необъятностью небесного купола, теперь не ограниченного остроконечными крышами строений. После затворничества в тесной комнатушке так удивительно, когда взор не упирается в стену и тонет в безбрежной синеве дали. И птицы резвятся в воздухе, пролетая над холмистыми зелёными лугами.
Но седмица сменяла седмицу, а дорога всё не прекращалась, утомив Леннарта, так что даже проплывающие мимо пейзажи больше не интересовали. Ноги затекали после долгого сидения на деревянной скамье, дрожащей от каждого ухаба на пути. Мужики, присматривающие за Леннартом, не считали своим долгом развеивать его скуку разговорами или играми, снисходя только до окриков, когда мальчик слонялся по фургону или что-то спрашивал.
К тому же всё чаще посещали воспоминания о родителях и глаза увлажнялись, хотя Леннарт запрещал себе плакать при смотрителях. Унимая печаль, мальчик часами расчёсывал колени, так что нежная кожа ладоней огрубела, а на штанишках появились потёртости.
На ночь караван останавливался у трактиров, иногда в каменных крепостях, а совсем изредка при монастырях, удалённых от городов. Тогда Стражи непременно заглядывали на богослужение, а вместе с ними и Леннарт. Супруги Аруэрисы тайно презирали веру Сантума, но чтобы не вызывать подозрений, посещали церковные службы, правда, никогда не беря с собой Леннарта.
Мальчик впервые ступил в просторный храмовый зал с высоченным потолком. Сквозь лучи света, струящиеся через узкие окна, всплывал дымок благовонных курений. Ещё здешний полумрак прорезали огоньки свечей, установленных на позолоченных кандилах. Стражи и прочий люд благоговейно смотрели на картины, под многоярусные ряды которых была отведена целая стена. Своей позой и одеянием святые на изображениях походили один на другого, так что взгляд блуждал по иконостасу ни за что не цепляясь. Эхом разносились гипнотические монотонные песнопения.
– А что он делает? – громко спросил Леннарт у своего смотрителя, показывая на священника с кадилом, шествующего вокруг алтаря.
Смотритель шикнул на мальчика и пригрозил пальцем. Очарование, охватившее Леннарта в начале службы, рассеялось, когда ноги налились усталостью. Он с нетерпением косился на людей, кланяющихся и проделывающих странные жесты: «Когда же взрослым это наскучит?»
Родной дом и Вирма казались Леннарту невообразимо далёкими,
